Онлайн книга «Гороскоп птицы Феникс»
|
Киса развела ручонки в стороны, сделала книксен и вежливо сказала: – Спасибо, Барабан Сосисович, за то, что вы мне от чистого сердца гадость принесли. Я наелась. Больше не хочу. Сейчас меня стошнит. Я еле-еле удержалась от хохота. Барабан Сосисович! Нине понравится, как Киса переделала имя Романа Борисовича. А тот вдруг закричал: – Она разговаривает! Евлампия, Киса умеет произносить человеческие фразы! За годы дружбы с Ниной я поняла, что ее отец необычный человек. Ну кто из вас может читать на ночь Платона? Да еще вместо того, чтобы мирно заснуть на втором абзаце, бегать по комнате и громко спорить с Эмпедоклом? [1] Кстати, вы знаете, кто он такой? Я – нет. Просто запомнила имя, которое Роман Борисович часто повторяет. Будучи слишком образованным в области философии, психологии и истории, Еськин одновременно удивительно наивен в быту и совершенно технически безграмотен. Однажды я наблюдала, как профессор подошел к чайнику, несколько секунд смотрел на него, а потом забубнил, явно обращаясь к самому себе: – Так… Сосредоточься. Сконцентрируйся. Изучи предмет. Сделай вывод. Это не печка для разогрева еды – та висит у холодильника. И не хлебница – оная стоит на подоконнике. Ага, передо мной чайник! Он-то мне и нужен! Но даже для Еськина странно поражаться тому, что девочка, которая ходит в садик, разговаривает. – Я и читать умею, и стихи наизусть знаю, – принялась хвастаться Киса, расстегивая комбинезон и вылезая из него. Роман Борисович охнул и уронил пакетик, который держал в руке. Киса подобрала его и, решив продемонстрировать свои таланты, начала громко читать текст на обертке: – «Лучшие рыбно-злаковые дропсы для кошек всех возрастов. Не более десяти штук в день». Лампа, что такое попсы? – Дропсы, – машинально поправила я. И вздрогнула. – Барабан Сосисович, вы угостили девочку лакомством для животных? Не успел вопрос вылететь изо рта, как я разозлилась на себя: Лампа, не смей, как маленькая, называть старика ученого Барабаном Сосисовичем! – Она ребенок… – выдохнул Еськин. – Живой, человеческий… Я не поняла, почему мой гость так поражен. – Конечно. – Но, Евлампия, вы же сказали – Киса, – протянул Роман Борисович. – Естественно, я решил, что вы ведете речь о кошках, поэтому и рассказал про Танечку, которая была британкой, и про Розочку, которой игрушку в виде черепа подарили. – Так они кошки! – обрадовалась я. – Одна дожила аж до двадцати четырех лет! А я-то… Я вовремя прикусила кончик языка – нельзя признаваться, что я жалела профессора, думая о безвременной кончине его дочерей. – Девочка Киса? Удивительное имя! – продолжал изумляться Еськин. Я решила не говорить ему, что это домашнее прозвище ребенка, просто перевела беседу на другую тему. – Вот книжки. Роман Борисович взял небольшую стопку и открыл одну книгу. – Купаться! – задорно произнес женский голос. – Пошли купаться! Потом заиграла музыка: блям-блям-блям. Ученый захлопнул обложку и снова приподнял ее. – Купаться! Пошли купаться! Блям-блям-блям, – повторила книга. – Восхитительно! То, что надо! – обрадовался академик и перевернул страницу. – Сколько козочек? – приторно-ласково поинтересовалась та же женщина из книги. – Три козочки и один баран. Бе-бе-бе, хрю-хрю. Последние звуки меня изумили: вроде козы мекают, а бараны совершенно точно не хрюкают. Роман Борисович начал открывать-закрывать страничку, книжка зачастила: – Купаться. Пошли купаться! Сколько козочек? Три козочки и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю. – В жизни так всегда получается, – философски заметила Алевтина, появляясь в холле. – И куда хорошие мужики подевались? Вечно у нас на трех коз один баран. Спрашивается, что баран с козами делать станет? Нам бы пригодился козел. Хотя, может, баран и лучше, хоть в постель не потащит. У козы с бараном ни фига не получится под одеялом. Ведь так? Я потупилась. Ну, для начала – животные не полезут в кровать. И нельзя затевать разговор на такую тему при девочке. – Я не силен в вопросах интимных утех, – спокойно ответил профессор сиделке, – но, наверное, вы, душа моя, правы. Коза и баран в качестве пары – нонсенс. – Бе-бе-бе, хрю-хрю, – пропела книга. – А где поросенок? – удивилась Киса, которая, на мою радость, не заинтересовалсь, зачем козе и барану вместе спать укладываться. – Пора начинать эксперимент, – засуетился профессор и двинулся в сторону коридора. – Барабан Сосисович, горшок! Вы просили напомнить! – крикнула ему в спину Алевтина. – Ой, случайно вырвалось, Роман Борисович. – Горшок, горшок, – затвердил академик. – Зачем он мне? – Вы хотели подарить его Лампе, – напомнила помощница. Еськин хлопнул себя ладонью по лбу. – Ах я мудрый, глупый змий! Ну, конечно! Евлампия, не уходите. Профессор резво убежал, а через пару минут вновь появился из недр апартаментов. Он нес в руках кадку не очень большого размера, из которой торчало нечто странное. Представьте себе самый обычный веник, ручка которого воткнута в землю, а на пушистом треугольном желто-синем помеле висит… куриное яйцо изумрудного цвета. – Уважаемая Евлампия, – торжественно произнес Роман Борисович, – разрешите вручить вам уникальное растение, о котором упоминали еще древние греки. Это сцинилла Харабидус Этиус. Когда плод созреет и откроется, вас ожидает великий сюрприз. Если правильно ухаживать за растением, оно вскоре явит вам чудо. А вот тут инструкция, все объясняющая… И, нежно улыбаясь, Роман Борисович водрузил кадку на стол, затем вручил мне небольшой чемоданчик, похожий на те, в каких женщины хранят свои украшения. – Открывайте смело, душенька, – велел ученый. – Я хотел отблагодарить вас за доброту и ласку, проявленные ко мне и собаке Антонине, поэтому приобрел сциниллу и все необходимые для ухода за ней приспособления. Видите стаканчик и термометр? Поливать растение нужно водой только двадцати семи с половиной градусов. Заметьте: не двадцать восемь. И ни на деление ниже. Подчеркиваю, двадцати семи с половиной. Это принципиально. Еще тут подкормки, лекарства… – Капли в глаза! – вспомнила я. – Барабан… ой, Роман Сосисович… ох, Борисович, Алевтина вам в глаза не капала? – Может, не надо? – жалобно спросил профессор. – Они очень кусаются. И толку от них нет. Нина давно меня ими мучает, но лучше видеть я не стал. Слава богу, Аля про них забыла. |