Онлайн книга «Не забывать никогда»
Сердце колотилось, рвалось наружу из груди. Чтобы оно не выскочило, я перевел взгляд на изгибы ее обтянутого платьем тела. Под платьем у Осеан не было ничего — ни парашютных ремней, чтобы снова улететь, ни лифчика. Она стояла совсем близко. — Не думай, что я мила с тобой только потому, что хочу заслужить прощение. Ее губы коснулись моих, словно желая помешать мне ответить. — Ты бы видел себя в тот день, когда ворвался в мой кабинет в Нефшателе. Словно перед тобой явился призрак. — Нет, ангел, — прошептал я. Она насмешливо приложила палец к моим губам. — А твой восхитительный испуг в то утро, когда я прыгнула в пустоту с обрыва? — Ангел, — повторил я. Своим бокалом шампанского она коснулась моего бокала. — Можно? Не дожидаясь разрешения, она осторожно, с легкостью маленькой девочки, села ко мне на колени, стараясь щадить мою искусственную ногу. Я затаил дыхание. — Ты такая… Она снова прижала свой палец к моим губам. — Тссс… Ее угольно-черные глаза в упор смотрели на меня. Настоящий поединок, глаза в глаза, пока я не уступил, не перевел взгляд на ее ничем не скованную грудь, слегка прикрытую двумя бирюзовыми лентами. Я устоял перед желанием отстранить ленты, накрыть ладонями грудь, пальцами исследовать изгибы ее тела, тысячекратно обвести вокруг темных ореолов сосков. Продолжая сидеть у меня на коленях, Осеан изогнулась, продвинулась немного вперед. Ее грудь прижалась к моей груди, лобок терся о застежку моих джинсов. Я содрогнулся. Под платьем скрывалось обнаженное тело красавицы. Прежде чем я успел обнять ее за талию, она встала. Ее ловкие пальцы быстро расстегнули мой поясной ремень, одним движением спустили джинсы и «боксеры» до самых щиколоток. Я молил небо, чтобы вид моей стальной кости не остановил ее порыв. Но, казалось, она не заметила ее вовсе. Королевским жестом она подняла платье, словно желая не помять его, и села. Ее бедра слегка раздвинулись. Когда я вошел в нее, губы ее слегка дрогнули. Обнаженное тело Осеан являло собой экран, по которому в дикой пляске мчались тени, отброшенные языками пламени в камине. — Ты даже не спросила меня, — прошептал я ей на ухо. Шампанское лилось к ней в горло. Меня так и подмывало опрокинуть бутылку, из которой она пила из горлышка, в ямочку у нее на шее, чтобы затем омочить в ней губы и язык. — О чем? — О чем спрашивают меня все. Моя нога. Как это случилось? До 2004 года или после? — Мне наплевать, Джамал. И прижалась ко мне своим горячим телом. Никогда еще я серьезно не говорил о своей инвалидности со взрослым человеком. Однако именно в эту минуту мне больше не хотелось ни играть, ни бежать, ни лгать. На последней странице своего романа я запишу каждое слово своего разговора с женщиной моей мечты. Мои будущие читатели заслуживают право узнать правду до окончания истории. Скользнув рукой вдоль обнаженной спины Осеан, я заговорщическим тоном произнес: — С момента своего рождения я придумал не один десяток версий, и все разные. Некоторые я даже сообщил членам твоего общества «Красная нить». Героические подвиги, трагические случаи. Я играл в искалеченного пожарного, в неудачный выстрел, в неосторожного паркурщика. Но истина гораздо проще. Она ласково погладила меня по плечу и поцеловала в шею. — Одни родятся вместе с сестрой-близнецом, и жизнь умножается на два. — Глядя на нее, я улыбнулся. — Для меня, наоборот, она всегда была разделена надвое. Я родился с одной почкой, одним легким, одной ногой и одним сердцем, разумеется, очень слабым. Моей матери Наде исполнилось сорок шесть, когда она забеременела от моего отца, которому к тому времени было за пятьдесят. Мое появление стало для нее своего рода чудом. За первые пятнадцать лет брака она раз в три года рожала по ребенку. А потом пятнадцать лет никого… До моего рождения. Поцелуи Осеан перебрались мне на грудь, мои ласки добрались до изгиба ее спины. — Последние пятнадцать лет своей жизни мама занималась только мной. В детстве я перенес пятнадцать операций, провел на больничной койке в общей сложности двадцать месяцев. В десять лет я превратился в кошмар социальных служб. Я рос вместе с мыслью, что никогда не стану взрослым, что в моем организме слишком мало прочных деталей и он не выдержит долгую дорогу. Авария может произойти в любую минуту, и я застряну на обочине. Тогда я придумал себе будущее, вообразил судьбу Ахилла… Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать? Смирился со смертью в молодом возрасте, но с условием, что прежде сделаю то, что захочу; не буду ставить планку в годах, но буду стремиться к поставленным целям. — А их у тебя много? — спросила Осеан. В ее голосе звучала бесконечная нежность. Словно она влюбилась в меня после моих признаний. Я даже пожалел те смешные версии, которые начиная с подросткового возраста придумывал, чтобы соблазнять девушек. — Пять… Пять лучей моей звезды. Она поймала мою руку, ласкавшую ее кожу, и нежно ее сжала. — Сама понимаешь, мать и слушать не хотела ни о каком будущем Ахилла! Одну почку, одно легкое, одно взрослое сердце, все это можно найти, купить или получить. В поисках органов она возила своего мальчика по всем госпиталям Франции, самые известные хирурги не могли отделаться от нее. С карточкой медицинского страхования она договаривалась об операциях, стоивших миллионы евро. Восемнадцать операций — это не шутка. Как только моя грудная клетка достигла размеров ее грудной клетки, она отдала мне свое легкое; тогда мне исполнилось пятнадцать. Это была моя последняя операция. Следующей зимой мамы не стало. Пять тонких пальцев сжали мою руку. — Моя последняя операция, — повторил я. — Теперь я стоил три миллиарда. Приятели из Ла-Курнев прозвали меня Робокопом. Совершенно новый организм, за исключением большой берцовой кости и стопы, частей человеческого тела, которые ни один хирург в мире не смог пересадить. Но одна нога не мешает бегать так же быстро, как бегают здоровые люди. Или еще быстрее. Я начал бегать вечером того дня, когда похоронили мать. И с тех пор никогда не останавливался. — Понимаю. — В пригороде Ла-Курнев меня знали все. Вам надо было всего лишь справиться у соседей по подъезду. Я инвалид с детства, я не мог изнасиловать Моргану и Миртий. — Прости нас. Воспользовавшись выдавшейся возможностью, я похитил у нее долгий поцелуй. — Знаешь, взрослея день ото дня, я всегда помнил, что за мной по пятам идет смерть, и каждый раз 25 декабря просил у Санта-Клауса еще годик жизни… Так что если бы вы утопили меня на Сен-Маркуфе, мне, в сущности, было бы не о чем сожалеть… |