Онлайн книга «Кассия»
|
Двенадцатая из кандидаток на императорскую корону сидела за столом, подперев рукой щеку, над рукописью, в которой по зеленой обложке Иоанн опознал список диалогов Платона. «Однако!» – подумал игумен. Он знал, что в начале книги – как раз там, где, судя по количеству перевернутых страниц, читала девушка, – были «Парменид» и «Протагор». Что могло быть там интересного для девицы, чей точеный профиль он созерцал? А она так увлеклась чтением, что даже не заметила, как он вошел. На ней была лиловая туника и такой же мафорий, длинная коса свешивалась почти до пола. «Знатные волосы!» – подумал Иоанн, подходя. Девушка чуть вздрогнула, повернула голову и встала. И Грамматик, неожиданно для самого себя, вместо приготовленных им строк произнес другие: – «Если одна ты из смертных, под властью судьбины живущих, То несказанно блаженны отец твой и мать, и блаженны Братья твои, с наслаждением видя, как ты перед ними В доме семейном столь мирно цветешь, иль свои восхищая Очи тобою, когда в хороводах ты весело пляшешь. Но из блаженных блаженнейшим будет тот смертный, который В дом свой тебя уведет, одаренную веном богатым! Нет, ничего столь прекрасного между людей земнородных Взоры мои не встречали доныне; смотрю с изумленьем». Девушка вспыхнула и опустила взор, но тут же снова вопросительно взглянула на Иоанна огромными глазами, где словно бы плескалось море. Грамматик поклонился и сказал: – О, «не сердись на меня за мою откровенность», Дева, но «здравствуй и радуйся! Боги да будут с тобою!» Ныне, прошу я, «скажи, ничего от меня не скрывая: Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?» Он заметил, как на ее лице некоторое удивление сменилось волнением, а потом она улыбнулась, поклонилась в ответ и сказала: – О, господин благородный, «почто вопрошаешь о роде? Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков: Ветер одни по земли развевает, другие дубрава Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают; Так человеки: сии нарождаются, те погибают». Голос ее был очень мелодичен, и читала она удивительно красиво – Иоанн подумал, что она, верно, обучалась музыке и пению. Но ответ девушки явился для него такой неожиданностью, что он только спустя несколько мгновений нашелся, как продолжить диалог. – «Подлинно, речь справедливую ты, о жена, произносишь». Всё же поведай мне род же и имя твое, о прекрасная дева! Губы ее опять дрогнули в улыбке, и, немного подумав, девушка ответила: – «Если ты хочешь, скажу я тебе и о роде, чтобы знал ты»: Град сей меня возрастил Константинов, великий и славный, Звать же Кассией меня, и Василием звался отец мой, Пал он в бою, кандидатом он был, славным воином царским, Матерь же Марфа жива с Евфрасиею, меньшей сестрою, — «Вот и порода и кровь, каковыми тебе я хвалюся». – Признаюсь, госпожа Кассия, ты меня приятно удивила! – сказал Грамматик, жестом предлагая девушке сесть и сам усаживаясь напротив. – Ты интересуешься философией? – он кивнул на рукопись Платона. – Да, я недавно стала изучать ее… Но ты не сказал мне твоего имени, господин. Или… это так и задумано? – Нет, почему же, – улыбка пробежала по губам игумена. – Меня зовут Иоанн. О роде же моем, пожалуй, нет нужды распространяться. Ведь я, как видишь, монах, а у монахов, как известно, нет ни рода, ни земного отечества. Хотя Навсикая у Гомера и связывала разум с высотой рода, но вряд ли между ними существует неразрывная связь, ведь и «сын лучшего из греков» может сидеть с веретеном. – Конечно. «Других не хуже нищий, если разум есть». Иоанн внимательно посмотрел на девушку. – Ты, я вижу, действительно много читала, госпожа Кассия. Нравится ли тебе Платон? Ты ведь тут читала «Парменид»? Или «Протагор»? – «Парменид». Да, нравится. Правда, сложно… но интересно! Надеюсь, со временем я разберусь… Ведь я совсем недавно начала изучать Платона. – Ты полагаешь, что для добродетельной жизни «надобно трудиться по мере сил, беседовать и со стихотворцами, и с историками, и с ораторами, и со всяким человеком, от кого только может быть какая-либо польза к попечению о душе»? – Разумеется. И что «тот, кто уверен в правоте слов: “Не умеющий мыслить от каждого слова приходит в ужас”, – будет избавлен от вредного влияния многого, сказанного неправильно и впустую». Во взгляде Иоанна блеснуло восхищение. – Что ж, – сказал он медленно, – думаю, если будущий государь выберет тебя своей невестой, он не будет разочарован. Девушка зарумянилась, подняла на него глаза и после едва заметного колебания тихо спросила: – А велика ли вероятность, что он меня выберет? В таких обстоятельствах Грамматик ожидал бы услышать в ее голосе надежду, желание… Но ему послышалось опасение. Это удивило его едва ли не более всего остального. Он пристально взглянул на Кассию. – Разве ты этого не хочешь, госпожа? Она опустила глаза и ответила еще тише: – Нет. – Почему же? «Иль быть царю утехой – жребий плох?» Кассия вздрогнула. – Может, и не плох, господин Иоанн… Но есть лучшие жребии… для людей разумных, – она улыбнулась. – «Здоров ли ум, когда корона манит?» «Просто чудеса!» – подумал игумен и, встав, обошел стул, на котором сидел, и, опершись на его спинку, окинул взглядом девушку. Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на него – независимая, свободная, явно не из тех, кто легко покоряется и отказывается от собственных суждений. «Пожалуй, с ней можно вести интересные беседы, можно дружить, но можно ли с ней жить?» – подумалось Грамматику. – Значит, ты не согласна с Гомером? – спросил Иоанн и прочел: «Если б владычество дал мне Зевес, я охотно бы принял. Или ты мыслишь, что царская доля всех хуже на свете? Нет, конечно, царем быть не худо: богатство в царевом Доме скопляется скоро, и сам он в чести у народа». – Гомер ведь сам не носил пурпур, – улыбнулась девушка. – А те, кто его носили, называли его рабством и говорили, что цвет его мрачен… По-моему, они заслуживают большего доверия. – Пожалуй, но, – Грамматик снова пристально посмотрел на нее, – как же ты попала сюда с такими воззрениями? Она взглянула на него в замешательстве, вздохнула и ответила: – Не решилась ослушаться матери. – А, послушание родителям! – пальцы Иоанна стиснули спинку стула. – Ведь это заповедь, – сказала Кассия, с любопытством глядя на него. |