Онлайн книга «На рубежах южных (сборник)»
Станица Усть-Лабинская – левый фланг черноморцев. Дальше вверх по Кубани – станицы, населенные донцами. Спет справедливо опасался, что вслед за черноморцами поднимутся и донцы. В Астрахань к генерал-аншефу Гудовичу, командующему кавказскими войсками, один за другим поскакали курьеры. А покуда ответ еще не пришел, генерал велел усилить сторожевые наряды и держать полк в постоянной готовности. «Это похоже на пугачевщину», – думал генерал, вспоминая, сколько страха натерпелся он, тогда еще молодой офицер, когда Пугачев стал теснить царские войска. А там тоже началось будто бы с бунта… Через маленькую калитку Спет прошел во двор, утопающий в зарослях сирени и малины. В глубине двора прятался небольшой домик. Генерал, ожидавший приезда семьи, облюбовал этот домик в крепости, недалеко от кубанской кручи. Из малинника неторопливо вышел загорелый мальчишка лет двенадцати. Насупившись, с любопытством рассматривал генерала. – Ты откуда взялся? – спросил фон Спет. – Из форштада [5]. – Казак? – улыбнулся генерал. – Ага! – не без гордости ответил мальчишка. Смелые темные глаза мальчугана словно ощупывали одутловатое лицо генерала, его рыжие бакенбарды, тучную фигуру, затянутую в генеральский мундир. «Все они такие – диковатые, отважные, не признающие начальства, – подумал генерал, ощущая смутное раздражение от настойчивого мальчишеского взгляда. – С казаками нужно уметь ладить. Вот Антон Андреевич Головатый – тот умница был, умел и по голове погладить, и узду вовремя затянуть. А этот беглый шляхтич Котляревский жидковат для атаманского поста. Из-за глупости и началась смута…» – Ты чего здесь делаешь? – нахмурившись, спросил у мальчишки генерал. – А ничего! – беспечно улыбаясь, ответил казачонок. – По круче снизу сюда забрался… – По круче? – удивился генерал. – Ага… Смелость мальчишки чем-то нравилась генералу и в то же время раздражала его. – Пошел вон! – сквозь зубы, отрывисто скомандовал он. Мальчишка неторопливо направился к калитке. «Да, вот она, казачья натура, – подумал снова генерал. – Мальчишка, а никого не боится!» На плацу протяжно запела тревогу сигнальная труба: «Ту-ту-у-ту-ту-у-у-у!» Слышно было, как, тяжело топая, к валу пробежали солдаты. Фон Спет, круто повернувшись, тяжелой рысцой направился к крепостным воротам. «Вот оно, начинается! Начинается!» – билась тревожная мысль. К генералу подбежал дежурный прапорщик. – Замечены бунтовщики, ваше превосходительство! – доложил он. Генерал взял протянутую прапорщиком подзорную трубу, направил ее в степь. Человек сто конных кучкой стояли в версте от крепости. Трое, по всей вероятности, старшие, выехав на ближний курган, рассматривали укрепление. Вскоре один из них, подскакав чуть ли не к самому валу, крикнул: – Гей, москали! Мы своих старшин взашей прогнали, гоните и вы своих, та давайте к нам! Спет коротко бросил: – Снимите его! Хлестнул выстрел. Испуганная лошадь сделала скачок. Казак сдержал ее и, подняв нагайку, погрозил в сторону крепости. – Гей, дурни! Мы к вам с миром, а вы чего надумали? Не идете к нам, так убирайтесь в свою Московию. И, подняв коня в галоп, казак поскакал к своим. – Обстрелять картечью! – приказал генерал. Ухнула пушка, и белое облачко разостлалось над отрядам. Не дождавшись второго выстрела, казаки скрылись за дальними курганами. – Разрешите преследовать? – обратился прапорщик к Спету. Генерал отрицательно покачал головой. Он опасался ловушки и твердо верил в военную хитрость казаков. Отдав приказание быть наготове, генерал спустился с вала и отправился писать реляцию… Он ощущал какое-то смутное томление и тяжесть в груди, но крепился. После обеда стало трудно дышать. Мелькнула мысль: «Опять сердце… Так и тогда было, в Оренбурге…» Он прилег на кушетку. Вошедший денщик уже не застал генерал-майора фон Спета в живых. Глава VII
Как-то появился в казацком стане долговязый хорунжий, с лицом скопца, в серой свитке и красных шароварах. Он толкался среди казаков, с одними здоровался, как со старыми знакомыми, с другими перекидывался шутливыми словами. Там, где собиралось человека три четыре, он обязательно останавливался, пускался в разговоры. В его обличье и в говоре угадывался шляхтич, который с голодухи, в поисках лучшей доли отправился в чужие земли, но сохранил свой, шляхетский гонор. Вот он прибился к кучке сидящих, присел на корточки. – Добродию, панове! Але ж вы меня не узнали? Казаки повернули головы в его сторону. – Побей меня бог, ежели это не Романовский. Ишь, собачий сын, когда объявился! – вытащив из зубов люльку, недоуменно воскликнул старый казак Петренко. Пригладив седые усы, он еще раз повторил: – Ишь, собачий сын. Долговязый, названный Романовским, не обиделся. Он весело оскалил желтые зубы и доверительно сообщил: – Сам батюшка-царь меня послал сюда… Все насторожились. Романовский попал в казаки во время похода черноморцев в Польшу. Тогда к казакам, осадившим Седлец, перебежал обедневший шляхтич и провел черноморцев потайным ходом внутрь города. Шляхтич назвался Андреем Романовским и, опасаясь мести за измену, попросил кошевого Чепегу зачислить его в казаки. Покойный атаман, хоть и недолюбливал предателя-шляхтича, однако ж в войско его зачислил и даже произвел в хорунжие. После смерти кошевого Чепеги хорунжий Романовский вздумал было выставить себя родичем покойного атамана по матери и метил на наследство, но был без труда обличен во лжи. Боясь наказания, он скрылся и только теперь объявился бог знает откуда. – Але батюшка-царь покликал меня и каже: «Поезжай, Андрий, к моим черноморцам, молви им, чтоб скликали они круг, Котляревского скидывали, а тебя выкликали кошевым атаманом…» Казаки переглянулись. Седоусый Петренко прямо заявил: – Брешешь ты, собака! – Як бога кохам! Чтобы не видеть мне своей матери, – быстро закрестился Романовский. – А она у тебя была? – спросил другой казак лет тридцати пяти, в домотканой рубашке с засученными рукавами. – Мне скидывается, померла она, бедная, как только побачила, какого прохвоста родила. Не обращая внимания на колкости, долговязый хорунжий продолжал уверять: |