
Онлайн книга «Авария, дочь мента»
Он переходил от одной тусовки к другой, слушал орущий на всю улицу магнитофон с битломанами, присел на корточки около хрипатого «под Высоцкого» парня с гитарой, мимоходом спрашивал про «восьмерку». Воспринимали его без интереса, но и без неприязни. Уютно светились окна домов. На улице все собирался и никак не мог собраться дождь. С детской площадки между домами вдруг раздался истошный девчоночий визг – Николаев резко обернулся, – и тотчас девчонка захохотала во весь голос. Николаев подошел ближе, присматриваясь. На низкой скамейке около песочницы тусовалась команда металлистов. Девочка с большой нотной папкой свернула с улицы, срезая дорогу через площадку, но, заметив компанию, опасливо обогнула ее по дорожке. В компании шел треп, рыжая девчонка, увешанная железными бляхами, как породистый пес, тыкала пальцем, торчащим из обрезанной перчатки, толстяка в кожаном картузе: – Толстый, а толстый… – Отста-ань… – Толстый, а почему ты такой толстый? – Ну, отста-ань… – Нет, толстый, тебя кормили много, да? Двое напевали что-то забойное, отстукивая ритм по коленкам: – Та-тата-тата! Тата-та! Нет, здесь так: та-та… – Да не: тата-та-та… – Смотри, – вдруг коротко, напряженно сказала девчонка. Все разом обернулись, замолчав: к площадке неторопливо приближались возникшие из серой ненастной темени квадратные парни. Один бесцеремонно наклонил толстяка, глянул на замысловатый рисунок на спине, похлопал по плечу: – Металл? – А чего? – толстяк попытался встать. – Сиди, сиди, – остановил его квадратный. И вдруг резко ударил его крюком снизу. Толстяк перевалился через скамейку, картуз покатился в кусты. Другой схватил значок на груди у девчонки. – Чего… Отвали, – девчонка отбросила его руку, но квадратный ударил ее тыльной стороной ладони по лицу. Ослепленная девчонка отлетела в песочницу, закрывая лицо руками. Из разбитого носа хлынула кровь. – Эй, парни! – Николаев шагнул вперед. – Вы что, озверели? Что они вам сделали? Квадратные обернули к нему одинаковые серые, безо всякого выражения лица, быстро глянули ему за спину и вокруг – один или кто-то еще на подходе? Тот, который ударил девчонку, так же взялся за значок у него на куртке: – Ну, дядя, несолидно… Николаев сбил захват, увернулся от кулака, отскочил, крикнул: – Сержант! Милицейский сержант, шествующий по другой стороне улицы, неторопливо свернул за угол. На Николаева бросились сразу трое. Он был не слабее любого из них, но он с ними дрался, а они – работали, именно работали, уверенно, профессионально, без лишних движений, крепко стоя на мощных ногах. Николаев упал, покатился по песку, его догоняли, били ногами, он сумел-таки встать, выхватил из внутреннего кармана дубинку: – А-а, суки! – с размаху достал одного по плечу, тот с повисшей плетью рукой согнулся и ушел куда-то в темноту. Девчонка вдруг пронзительно, как звереныш, завизжала, бросилась на квадратных и вцепилась одному зубами в руку. Тот бил ее по голове, пытаясь отодрать, взвыл сам, рванул руку – ноги девчонки оторвались от земли, она повисла на зубах, как собачонка, – раскрутил и отбросил в сторону. Открылось окно ближнего дома, мужской голос крикнул: – А ну, кончай! Милицию вызову! Каждый день! Квадратные растворились в темноте. Избитые ребята поднимались с земли, отряхивались, толстяк искал свой кожаный картуз, потерянный в драке. Николаев в бешенстве кинулся к сержанту, который царственно возник из-за угла. – Ты что, сержант, ослеп?! Тот обратил к нему невозмутимое лицо: – В чем дело? – Как фамилия? Из какого отделения? – Что? А ну, документы предъявить! – рявкнул сержант. – Быстро! – Сейчас… Я тебе предъявлю, сволочь… – Николаев полез в карман за удостоверением. – Пойдем, – сзади подскочила девчонка, схватила Николаева за рукав, потащила от сержанта. – Не связывайся! – Четвертый! – сержант демонстративно поднес к губам рацию. – Четвертый, я седьмой… Сейчас узнаешь из какого, – кивнул он Николаеву. – Ну, пойдем! – девчонка изо всех сил тянула Николаева в сторону. – Пойди проспись! – насмешливо крикнул вслед сержант. Николаев рванул было к нему, но девчонка повисла на плече. – Стрелять таких надо! – заорал он. – Ментура! Один из ребят провел их к двухэтажному обшарпанному клоповнику на задворках Арбата, открыл дверь своим ключом, и все вошли в длинный, заставленный старой мебелью, тускло освещенный коридор коммуналки. Из ближней комнаты выполз мужик в трусах и жеваной майке. – А-а… – удовлетворенно протянул он, зевая и оглядывая растерзанную компанию. – Жалко, что мало. Я бы еще добавил. – Заткнись, череп, – брезгливо бросил парень. Он включил свет в ванной, ребята принялись отмываться от грязи и крови, теснясь вокруг железного умывальника. Николаев осмотрел себя в рябом треснутом зеркале: потери, в общем, были небольшие – ссадина на виске и разбитая губа. Обычное после драки напряжение ушло, теперь была усталость и безысходная тоска. По сути, эта рыжая девчонка спасла его: уличная драка, сопротивление милиции – верное увольнение. А если бы нашли трубу с оплеткой, могло кончиться еще хуже… – Сломали, гадство, – сказала девчонка, ощупывая нос. – Теперь с горбом будет… – А ты держи, чтоб правильно срослось, – посоветовал толстяк. – За что они вас? – спросил Николаев. – Пойди, спроси. – В Подольске фестиваль, гадство, а я с таким рулем… Вообще! – Во фишка! Я тащусь! – с восторгом сказал толстяк, разглядывая в зеркале багровый кровоподтек под глазом. – А кто они вообще? – спросил Николаев. – А-а, как собак нерезаных, – ответил парнишка-хозяин. – «Ленинцы», наверное. Или «Отечество», – сказал толстяк. – Хоть домой не ходи, – сказал третий парень. – Отец добьет. – А ты чего полез? – спросил хозяин. – А что – смотреть? – удивился Николаев. – Все смотрят – ничего… Ладно, пошли, – хозяин провел их через громадную кухню и открыл низкую дверь. Раньше здесь была комната для прислуги или кладовка, всю длину комнаты занимал диван, впритык, без стула, стоял стол с разбросанными кассетами, учебниками и тетрадями. Все, как могли, расселись на диване, девчонка забралась с ногами. Хозяин врубил магнитофон. – А ты кто вообще? – спросил толстяк. |