Книга Убийство на улице Дюма, страница 48 – Мэри Лу Лонгворт

Верлак отметил, что Анни Леонетти не доверяет Бернару и Клоду. Возможно, вполне естественная в подобных случаях попытка переложить вину на другого.

– Мог ли профессор Мут это напечатать? – спросил Полик, глядя на страницу вместе с Верлаком.

– Жорж? – засмеялась Леонетти. – Да он ничего бы напечатать не смог, хоть убей… – Она тут же поняла, что сказала. – Извините. Печатала для него все мадемуазель Захари.

– А получение стипендии Дюма действительно так важно? – спросил Верлак. – Сперва мальчишки туда вломились, чтобы выяснить победителя, потом вы так отчаянно хотели его узнать…

– Я бы не сказала, что отчаянно, cher juge ^[41]. Но да, получить эту стипендию – крупный успех. Такое редко встречается во французских университетах. Стипендиат получает финансирование постдоктората и бесплатную квартиру в одном здании с квартирой Жоржа. Работа после этого практически гарантирована, а при текущем уровне безработицы во Франции, не говоря уже о безработице среди теологов, сами понимаете, что это означает для молодого человека.

Ее речь почти слово в слово повторяла речь Флоранс Бонне.

– И вы не заменили имя победителя, когда нашли папку? – спросил Верлак.

– Нет. Там, как видите, осталась подпись Жоржа, – сказала она, показывая на дрожащие буквы, вычерченные ручкой, и улыбнулась – широко, открыто. – Мне не надо было заменять победителя. Стипендия Дюма уходит к моему ассистенту – честной и простой, спокойной и настойчивой Гарриг.

Верлак, хотя и радуясь за Гарриг, подумал о тех двух аспирантах, что сидят у него в приемной, не зная, что Дюма не светит никому из них, и до чего бессмысленны были все их хлопоты и волнения.

Он поблагодарил Анни Леонетти за то, что пришла, все еще злясь на ее нечестность. Женщина покинула кабинет.

– Войдите, – сказал Верлак молодым людям.

Полик принес еще один стул из приемной и жестом пригласил аспирантов садиться.

– Я бы постоял, если вы не против, – сказал Янн Фалькерьо. – Я так нервничаю, что сидеть мне трудно, и все это вообще моя вина.

– Стойте, если хотите, – ответил Верлак. – А я сяду и буду переваривать обед, пока вы будете рассказывать.

Янн посмотрел на приятеля, потом на судью.

– Я должен был вам рассказать про Бретань, это я виноват. Просто я думал, что раз друг моего отца не стал подавать жалобу…

– …то мы и не раскопаем, – закончил Полик.

– Ну, в общем. Но чего полицейский не сказал этому вашему прокурору, как там его…

– Господину прокурору Русселю, – жестко закончил Верлак.

– Да, ему, что в ту ночь, много лет назад, я был с самыми крутыми парнями города, ну, которые там все время живут, и старался сам быть крутым. Они мне показали, как замыкать зажигание, но я не запомнил, ужасно тогда боялся, и сейчас бы точно не смог это повторить, хоть режь меня.

– Тьери? – обратился Верлак ко второму юноше.

– Мы уже говорили, что профессора Мута нашли вместе. Он был мертв. В тот вечер, когда сбили мадемуазель Захари, мы сидели дома и занимались. Ноябрь, впереди целый учебный год. Двух человек убили, да, но учиться все равно надо.

Верлак кивнул и подумал, что впервые с момента смерти профессора Мута слышит разумное замечание. Тьери и синьора Роккиа говорили разумно, и Верлак им верил.

– И я вот о чем подумал, – продолжил Тьери. – В тот вечер нам позвонил друг, уже довольно поздно, и хотел узнать, не можем ли мы увидеться с ним в пабе. Мы не пошли, слишком устали, но он говорил с нами обоими, если это имеет значение.

– Дайте нам его имя и телефон. В какое время это было, Тьери?

Тьери посмотрел на Янна, тот пожал плечами.

– Я думаю, около часа ночи, потому что мы оба вздрогнули от звука телефона и удивились звонку после полуночи. Послушайте, я понимаю, насколько это серьезно, я даже со священником об этом говорил…

– Правда? С каким? – перебил Янн.

– С отцом Жан-Люком.

– Давайте не отвлекаться от темы, – напомнил Полик.

– Прошу прощения. Я говорил с отцом Жан-Люком, потому что очень переживал. Я понимал, что мы неправильно поступили, пробравшись на факультет, но ничего больше мы не делали. Клянусь! – закончил Тьери.

Янн наконец устало опустился на стул.

Открылась дверь, и вошел Ив Руссель.

– Ну что, сознались наконец? Это бы нам много времени сэкономило.

– Мы никого не убивали! – подскочил Янн и рухнул обратно.

– Можете идти, оба, – сказал Верлак, глядя на Янна и Тьери. – Фамилию вашего друга и его телефон – комиссару Полику.

У него загудел телефон, принявший сообщение, Верлак глянул и увидел, что оно от Марин. «Фолиньо, Умбрия». Он посмотрел на часы – половина третьего.

Полик вышел с ребятами, а Руссель сел напротив Верлака.

– А если они кого-нибудь еще убьют? Этот малыш-марселец весь дрожит.

– Ив, бросьте. Я этого не заметил. – Верлак встал и взял с вешалки куртку. – Я еду в Умбрию, прямо сейчас.

– Как? В четверг, в середине дня? – спросил Руссель, когда Верлак вежливо выпроводил его из кабинета.

– Завтра одиннадцатое ноября, длинные выходные у нас, но не у итальянцев. Я уже ездил туда, это девять часов, включая краткие остановки. Вот, держите.

Прокурор не успел ничего возразить, как Верлак вручил ему пакеты с грибами и запер кабинет снаружи.

Ив Руссель двинулся прочь, но зашагал быстрее, как только проверил содержимое пакетов. Еще не слишком поздно, он успеет вернуться до того, как жена начнет готовить ужин. А потом он заглянет к мяснику на Плас-де-Прешер и купит два poires ^[42], любимый вид говядины. В погребе есть «Сен-Эмилион гран-крю».

Марин сидела у себя в столовой со стопкой студенческих работ на проверку. Работы лучших и многообещающих студентов она положила сверху и заварила себе зеленый чай – читала о его пользе для здоровья, но все равно еще не полюбила его вкус. На следующий раз, подумала она, лучше заварить «Эрл грей», возвращающий ее к временам студенчества в Париже, тем более его вкус ей нравится. Время от времени она на несколько дней отказывалась от кофе, впечатленная статьями о его вреде для здоровья.

Отложив ручку, она вспомнила поездку в Италию и то, что итальянцы (да и французы) не производили на нее впечатления особенно нездоровых людей. Скорее, наоборот. Завтра, думала Марин, она вернется к добрым старым дням и будет сидеть в кресле с чашкой крепкого кофе, читая первую страницу «Монд».