Онлайн книга «Ничья земля. Книга 1»
В общем, биография у господина Бузькина, несмотря на смешную фамилию, была несмешной, вполне заслуживающей уважительного внимания, только ознакомиться с ней подробней у Михаила никак не получалось. Сам Васильевич о себе рассказывать не любил, отделывался шутками да туманными намеками. Но птицу было видно по полету… – Зер гут! – сказал он, закуривая. – Спасибо, Миша. Как с паспортом закончишь – проверь билеты. Они в конверте. Обратный – с открытой датой. – А во втором конверте? – спросил Сергеев. Второй конверт был синего цвета и без прозрачного пластикового окошечка. – Там карточки. Три карточки – «виза», «мастер» и «амекс». Распишись там, сзади. Он проследил, как Сергеев ставит подписи на кредитках, и добавил: – Ты знаешь, а я рад… – И я рад, – отозвался Сергеев, – только не знаю, чему радуюсь. Я, знаешь ли, человек к заграничным командировкам привычный… Бузькин хмыкнул саркастически и пояснил, разглядывая Михаила через пелену табачного дыма: – Я рад тому, что у меня появился коллега, на которого я могу положиться. Это как? Повод для радости? – Наверное. Ты не обижайся, Валерий Васильевич… Лично к тебе это не относится никак. Просто мне ехать хочется, как умереть… – Тьфу-тьфу-тьфу! – Бузькин, как любой человек, ходивший под смертью множество раз, такие упоминания о костлявой не любил чрезвычайно. Вот и сейчас он трижды сплюнул через левое плечо и торопливо постучал по деревянному сиденью табурета. – Типун тебе на язык, Михаил Владимирович! Ну чего ты непотребности говоришь? Судьбу испытывать решил? – Перестань, Васильевич, – сказал Сергеев, пожимая плечами. – Я не на войну еду. Что ж ты суеверный такой? – Знаешь, я в жизни насмотрелся, – обиделся Бузькин на «суеверного». – Разной крутизны люди встречались. Только шутить на эти темы – себе дороже. Не зови, чтобы потом обидно не было. – А что, – спросил Михаил, – если не звать, то и не придет никогда? Так, что ли? Он вообще-то понимал, что Васильевич прав. Не принято было «каркать», особенно накануне совершенно непонятной поездки, которая, только по мнению Блинова, почему-то была прогулочной. По мнению же самого Сергеева, цель и исход ее были смутны, а вот мнение Бузькина о предстоящем путешествии, похоже, было самое что ни на есть отрицательное. Не был Валерий Васильевич пуглив. Был он опытен, а опыт и трусость – это «две большие разницы». И не считал Васильевич сергеевскую поездку променадом, никак не считал. – Дело, конечно, твое, – протянул Васильевич, сбрасывая пепел в пепельницу несколько резче, чем предполагалось по ситуации, – я тебе не указ. Ты у нас мальчик взрослый… – Да, ладно, коллега, – сказал Сергеев примирительным тоном, – и спорить-то не о чем… Ты прав. Извини. – Так я и не спорю. – Я действительно не уверен, что делаю правильно. – Ты о Блинове? Сергеев пожал плечами. – Ну, Владимир Анатольевич у нас человек сложный, – заметил Валерий Васильевич не без сарказма. – Есть такое дело. Так и остальные тоже не подарки. Кого ни возьми. Или ты полагаешь, что мой шеф – ангел? Основная разница между нашими с тобой положениями, что мне он шеф по моим прямым служебным обязанностям. И Блинов твой мне не товарищ, а начальник. Пусть косвенный, но начальник. Я и за него должен в случае чего под пули лезть. Мне за это деньги платят. А ты лез под пули не за деньги. Вот только за что – я никак не пойму. За дружбу? Так она у вас когда была – та дружба? За общие интересы? Так ты уж, Миша, прости, не вижу я у вас общности интересов. Блинов просто так ничего не делает. Он и погадить не ходит без скрытого смысла. Обязательно с политическим подтекстом гадит. А еще чаще с коммерческим и политическим. – Не любишь ты Блинова, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Сергеев. – Совсем не любишь. – Я, знаешь ли, больше девиц полюбляю, – сказал Бузькин серьезно, – совершенно традиционно ориентирован. Владимира Анатольевича мне любить пол не позволяет. А начальству я служу согласно штатному расписанию. Жаль, день у меня ненормированный, а то было бы еще приятнее – с восьми до пяти послужил, и ауффидерзейн, майн либе фройнд! Ладно. – Он вздохнул, и огонек, зажегшийся было в глубине его глаз, угас. – Проехали, коллега. Поговорили на отвлеченные темы, теперь давай по делу. Документы я тебе вручил. Билеты тоже. Машину к подъезду подам. Осталось только передать приветы. – Так мне Блинов еще и привет передал? – удивился Михаил. – Обещал проводить, кстати… Неужто наврал? – Почему от Блинова? – спросил Васильевич и ухватил со стойки стакан с остатками воды. Стакан исчез в его ладони почти полностью. – Я принес тебе привет от нашего общего знакомого. Фамилия Касперский тебе что-нибудь говорит? Сергеев поднял на Бузькина глаза и улыбнулся одной половиной рта. – Ах вот оно как… Да, Валерий Васильевич, несомненно. Знакомая мне фамилия. Говорили намедни. Долго говорили. А что? – Да ничего. Просил передать, что очень благодарен тебе за понимание важности вопроса. И что ты волен действовать по своему усмотрению. Они помолчали. Потом Сергеев полез в бар и достал оттуда бутылку коньяка. Не спрашивая, плеснул маслянистую янтарную жидкость в два стакана и, поставив один перед собеседником, уселся напротив, не сводя с Васильевича взгляда. – И давно? – спросил Михаил. – Ты обо мне спрашиваешь? – осведомился Васильевич, сохраняя совершенно спокойное и дружелюбное выражение лица. – Да. – Давно. Он подумал, опять пригладил лопатообразной ладонью свой серебристый «ежик» и добавил: – Очень давно. С самого начала. – Интересная у нас с тобой картина вырисовывается. – Да уж, – согласился Бузькин. – Спорить не стану. Интересная. – Идея тоже была твоя? – Нет. Идея была не моя. – А я-то все ломал себе голову, что это обо мне вспомнили? Ведь были договоренности… – Да, знаю. – Васильевич махнул рукой. – И у меня они были, Миша. Они, не сговариваясь, подняли стаканы с коньяком и почти одновременно выпили. – Херовая у нас с тобой работа, – сказал Сергеев. – Но полная неожиданностей. Не заскучаешь. – Есть такое дело, – согласился Бузькин. – Сами выбрали. Да ладно… Что уже убиваться? Он лег грудью на столешницу, вытянул вперед шею, от чего еще больше стал походить на Дональда Дака и продолжил: – В Лондон ты, к сожалению, полетишь один… – Ну хорошо, хорошо, – с некоторым раздражением продолжил Красавицкий. – Конечно, ты и Молчун – грозная боевая сила, не спорю! Но сто пятьдесят верст до границы… Патрули, минные поля, колючка… Да в себе ли ты, Сергеев? Мне очень нужны лекарства. Очень! Но не настолько, чтобы посылать тебя на верную смерть! |