Книга На волнах оригами. Музыкальный приворот, страница 57 – Анна Джейн

В этот день мы с Антоном вновь гуляли по городу, под пепельным высоким небом, задумчивым и грустным; и когда начинался надоедливый дождь, шли под одним зонтом, забыв о времени и обо всем на свете. Через несколько часов мы окончательно продрогли и отправились греться – Антон вновь настаивал на каком-то претенциозном местечке, но я повела его в обычную кофейню, в которой пару раз бывала с Нинкой. Там, правда, на него весьма подозрительно смотрели двое парней весьма неформальной внешности, отчего Тропинин явно чувствовал себя очень неуютно, но в конце концов парни все же решили, что, наверное, им чудится, и молчаливый тип в толстовке с капюшоном и обычных джинсах не может быть «тем самым Кеем» из «На краю». Парни ушли, и Антон, кажется, свободно выдохнул.

– Что, – иронично посмотрела я на него, положив руку на колено. – Сложно быть знаменитостью?

– Во всем есть свои сложности, – уклонился он от прямого ответа и вдруг задумчиво выдал, перебирая мои волосы, лежащие на плечах. Каждое его прикосновение заставляло меня таять все сильнее и сильнее.

Не только моя душа, но и тело тянулись к этому человеку.

И это чувствовала не только я. Антона влекло ко мне с огромной силой, но это притяжение было болезненным, и он то и дело сам себя одергивал, боясь перестать контролировать ситуацию и переступить черту.

А я разрешала ему подбираться к этой черте все ближе и ближе.

– Катенька, а что бы было, если бы я пролил этот горячий шоколад, – взглядом указал Антон на мою кружку с густым напитком, – скажем на… – Теперь его жадный взор устремился куда-то в район моей груди, – на твою кофточку?

Я звонко рассмеялась. Нежно-голубая блузка из тончайшего, почти невесомого материала, с длинными рукавами и открытыми плечами была бы безнадежно испорчена.

– Я потом на тебя что-нибудь пролью, – пришлось в шутку пригрозить Тропинину и приподнять стакан с прохладной водой, который прилагался к горячему шоколаду. – Прямо на голову.

– Мне было бы полезно, – отвечал он нерадостно и потер лицо. – Ладно, девочка моя. Ты этого не слышала.

– А ты это, по-моему, уже представил, – покачала я головой, стараясь не улыбаться.

– Конечно же, нет, – живо отозвался Антон. – Как я мог?

Домой он вернул меня часов в девять, когда на улице было по-осеннему прохладно. Дожди не спешили заканчиваться. Прогнозы синоптиков то и дело подводили, а сами они во всем винили циклон, который приносил с востока холод и осадки.

Расставались мы долго, как обычно, целуясь, словно подростки, в подъезде. Целуясь до головокружения, чувственно, бурно. И иногда мне казалось, что Антон с трудом сдерживает приглушенный крик, закусывая губу и лишь сильнее сжимая на мне свои пальцы – до легкой приятной боли. А я податливо льнула к нему, находя в его губах и утешение, и удовольствие.

Мы отлично знали, что завтра – наш последний день, а послезавтра Антон улетает.

Но ни он, ни я не сказали об этом ни слова.

Я с легкой улыбкой и тяжелым сердцем попрощалась с Тропининым, подарив последний поцелуй, самый, наверное, откровенный из всех за последнее время, и ушла домой. И в каком-то совершенно обессиленном состоянии почти сразу легла в кровать. А потом долго не могла заснуть, глядя в темную стену и думая: может быть, я поступаю неправильно? Может быть, стоит бросить все и быть с ним? Может быть, он – мое счастье, которое я могу потерять?

Но стоило мне лишь только допустить мысль, что я улетаю с Антоном, как в дело вступал внутренний голос. Он был категорически против.

Любовь должна оставаться любовью, а не одержимостью.

Любовь должна пройти испытания.

Любовь должна быть вопреки.

Вопреки предрассудкам, расстояниям, страхам.

Вопреки – и до самого конца.

Любовь без борьбы за нее – просто влюбленность. А влюбленность против любви – как день против вечности.

Внутренний голос при поддержке гордости, логики и здравомыслия победил. В этом ему помогала Нина – мы переписывались с ней по телефону.

Подруга обещалась прилететь уже завтра. И настроение у нее было воинственное. Хотя Журавль, к чести своей, не ставила ультиматум «или он, или я», но Тропинина крайне невзлюбила. И из кумира он стал для нее объектом презрительного ехидства и тяжелой степени ненависти.

О Келле же подруга стоически молчала. А я знала, что спрашивать не стоит.

«Я приготовлю тебе сюрприз, Катька! Закачаешься!» – было последнее, что написала Журавль, после чего пропала. Какой сюрприз, я так и не поняла, и медленно погрузилась в сон.

Мне снилось, что Антон уезжает. Он уже в аэропорту и ждет меня, чтобы попрощаться, а я ужасно опаздываю: сначала долго, едва передвигаясь по дому, собираюсь, не могу найти вещи, психую, а потом попадаю в пробку… И мне ужасно-ужасно страшно не успеть – страшно до слез. Потому что я знаю – мы должны попрощаться. Иначе случится что-то плохое.

От тяжелого сна посредине ночи меня пробудил телефон – завибрировал, лежа на прикроватной тумбочке. И я тотчас открыла глаза.

– Катя, мне нужно срочно тебе кое-что сказать, – услышала я голос Антона и моментально проснулась.

– Что случилось? – стало вдруг мне страшно.

– Через пять минут выйди из квартиры, – сказал он и отключился.

И я с бешено забившимся сердцем вскочила на ноги. Мне вдруг показалось, что ему нужно срочно уезжать – не послезавтра вечером, а прямо сегодня ночью, и он хочет со мной попрощаться.

Как во сне.

Осторожно, чтобы не разбудить Нелли, я переоделась и поспешила ко входной двери, столкнувшись в темноте с Эдгаром, который возвращался в свою комнату.

– Ты куда? – удивленно спросил он.

– Да так, – уклончиво отвечала я.

– К ботоводу? – догадался вдруг старший брат.

– К нему, – вздохнула я.

– В четыре часа утра? – вздернул бровь Эдгар и задал вполне логичный вопрос: – Зачем?

– Ну, надо, – замялась я.

Эд посмотрел на меня, как на умалишенную, но ничего не сказал, а скрылся в своей комнате, в которой гудел компьютер.

Когда я вышла на ярко освещенную площадку, щурясь на свету, Антон уже ждал меня. Он стоял несколькими ступеньками ниже, прислонившись к стене, и держал в руке светлую круглую корзину с простыми полевыми цветами. Белые ромашки, голубые и нежно-синие васильки, немного декоративной зелени – казалось, что в корзинке спряталось целое летнее поле.

Правда, куда больше цветов меня интересовал Тропинин и его неожиданное предложение о ночной встрече.

– Что случилось, Антон? – взволнованно спросила я.

Он улыбнулся, но не весело, скорее как-то грустно, но с неожиданной теплотой, почти щемящей.