
Онлайн книга «Вкус греха. Долгое прощание»
Относились к Мите здесь отменно, — холили и лелеяли. Оля — потому что была влюблена в своего «тигренка», мама — чтобы угодить Оле и не потерять расположение дочери, папа — от широты души и большого уважения к Вадиму Александровичу… Но ничто не трогало Митю, он жил как бы в полузабытьи. Сначала секс, красота и юность Оли расшевелили его, и он приобрел свои прежние черты, но скоро все это приелось, и Оля даже перестала казаться Мите красивой, и все чаще замечал он в ее лице грубоватые папины черты. Зато теперь замечал все нюансы и мелкие детальки, которые указывали на ее недостатки. И все больше стала раздражать малость квартиры. Это «трение» друг о друга приводило Митю в тихое бешенство, никак не проявлявшееся внешне, но внутри — копившееся и копившееся. Надежда Михайловна и Оля с утра уходили, зато Степан Иванович всегда был на стреме — что подать-принять, куда сбегать и, конечно! — поговорить о зарубежной политике. • Ни Митя, ни Оля уже не работали в архиве. С Олей все было ясно, потому что «наверху» в министерстве у папы, как ни странно, был свой человечек, который согласился видеть Олю своим секретарем. И… через день она уже работала у этого человечка. С Митей были некоторая неясность и боязливый трепет — все же он был в составе номенклатуры, а уж про тестя и говорить нечего! Но Оля быстренько все решила и через своего начальника устроила Митю на должность переводчика по контракту в один из отделов. Митя засел в душной квартирке (в основном он работал дома) за стол и стал переводить документы, письма, какие-то инструкции, иногда сборники по экономике и социальным сферам, а иногда и «спецзаказы» — какую-нибудь скабрезную книжонку для развлекаловки начальства… Ну и что?.. Только вот в квартире душно и тяжко. И еще Оля все жестче давила и давила насчет развода. По календарю наступала весна, а она же сказала маме и папе, что весной они пойдут во Дворец бракосочетаний! Она сама бы, мол, могла и подождать, но родители старой закалки и считают, что Оля не замужем… Мите очень не хотелось звонить в ТОТ дом, да еще с разводом! Но пришлось. — Оля держала за горло. Он позвонил, когда оказался один в квартире, и волновался страшно. Услышал голос Нэли и не смог начать разговор. Положил трубку. Закурил, собрался, — что оказалось сложным, — и позвонил снова. Нэля подошла сразу же, и в голосе ее было нетерпение: — Да, я вас слушаю. Митя вздрогнул и каким-то не своим голосом сказал: — Это я, здравствуй, Нэля… — Здравствуй, — откликнулась она спокойно, а сама от волнения села, как упала, в кресло, но это никто не видел… Митя не мог произнести следующую фразу: «Я прошу развода…» И спросил: — Как вы живете? Как ты, дети, Трофим Глебович?.. Нэля помолчала (а как много она бы могла сказать этому наглецу!..) и произнесла: — Ничего, живем нормально. Папа работает. Я тоже иду работать в его министерство. Дети в порядке. Ну о чем еще можно спросить после такой спокойной равнодушной отповеди?.. Он нашелся: — Я перехожу на другую работу. Платят больше и по специальности, хочу принести или прислать деньги. Но мне бы хотелось повидать детей… — Это нецелесообразно сейчас, — еще спокойнее и холоднее ответила Нэля, — тем более что пока они ничего не спрашивают. Ты для них уехал. — Зачем… — начал было Митя, но понял, что залезает в дебри, а этого делать нельзя. У него есть конкретное задание: просить у Нэли развода. Он молчал. Помолчала и Нэля, а потом сказала: — Я подаю на развод. Денег от тебя мы брать не будем. Папа запретил. Все? Или у тебя что-то еще? Митя внезапно почувствовал острую тоску — как просто сказала она о разводе! Была любовь, было все — и в одночасье ничего не стало: ни семьи, ни дома, ни жены… И никто об этом не жалеет. Один он. И он голосом, в котором сам ощутил дрожь, сказал: — Я хочу видеть детей. Ты этого запретить мне не можешь. — Хорошо, — вдруг согласилась она, — давай завтра днем… — Но днем я не увижу ни Митеньку, ни Терри! — возмутился он. — Увидишь, — откликнулась она, — Терри болеет, а Митенька может и не пойти, он же круглый отличник, ты забыл?.. После разговора Митя долго сидел у телефона, курил и пытался успокоить разбушевавшееся сердце. К Нэле, в бывшее свое жилище, Митя шел, как на любовное свидание, волнуясь и пугаясь этого сильного, не проходящего со вчерашнего дня сердцебиения. Он почему-то пошел бульварами, старым своим маршрутом, которым гулял с детьми. Бульвар был черно-белый, предвесенний, скамьи еще не высохли после зимних снегов, и ни шахматистов, ни доминошников еще не было. Пивная палатка исчезла, что огорчило Митю. Ему хотелось зайти, выпить, как раньше, пива и немного снять стрессовое состояние. Он шел все медленнее, вдыхая предвесенний серо-сиреневый дух бульваров, забытый им в спальном районе, где огромные красивые белые сугробы внезапно, в один день, превратились в кучи мусора, а дом в весеннем свету стал тем, чем был на самом деле, — грязно-серой проржавевшей коробкой. Такой дом отталкивал. Теперь Митя подходил к Своему Дому. Это был истинно ДОМ, а не временная бетонная хибара с клетушками!.. Митя вошел в подъезд и поздоровался все с той же швейцаркой, она ответила вежливо, но как постороннему. Дверь открыла Нэля. Она была одета в домашнее платье, которое Митя помнил. Выглядела она неплохо (он не знал, скольких это стоило трудов!) — чуть намакияжена, чего раньше она дома не делала, хорошо причесана. Они поздоровались. Митя снял пальто и как-то сам сразу прошел в столовую, хотя Нэля никуда его не приглашала. Там все осталось по-прежнему, разве как-то глуше и чище. Нэля заговорила первой: — Прости, но детей нет. Только Костик. Сегодня в школе у них визит иностранцев, и Митеньку, и Терри обязали прийти. Я позвонила бы тебе, но не знала куда… Отсутствие детей, которых еще вчера он то ли хотел видеть, то ли нет, — сегодня, сейчас, отозвалось болью в сердце, и оказалось, что Митенька и даже плакса Терри ему необходимы. Но он постарался, чтобы Нэля этого не заметила, и ответил: — Что ж, я с радостью повидал бы их всех, но раз так, побуду с Костиком и приду, если ты позволишь, когда все дети будут дома. Нэля кивнула как-то отстраненно, чуть махнула головой, и Митя понял, что сыновей старших он не увидит никогда. |