Онлайн книга «Сад бабочек»
|
Тогда-то я и заметила Эвери. Стоя в дверном проеме, он наблюдал за нами с хмурым видом и мастурбировал. Я вскрикнула – стыдно вспоминать, – и Десмонд оглянулся, чтобы посмотреть, что меня так напугало. – Эвери! Убирайся! – Я имею на нее такое же право, как и ты, – проворчал Эвери. – Пошел вон! В глубине души я давилась со смеху. Но меня, к счастью, охватила жуткая досада, и я чувствовала себя такой униженной, что сдержалась. Я бы прикрылась простыней, но Эвери уже не раз видел меня голой. А Десмонд… его интимных частей в тот момент видно не было. Они спорили поверх моего плеча, и я закрыла глаза – не хотела видеть, продолжает ли Эвери онанировать, переругиваясь с братом. Кроме того, смех так и рвался наружу. Появился Садовник. Ну, кто бы сомневался… – Что здесь творится, черт возьми? Эвери, прекрати немедленно! Я открыла глаза. Эвери застегивал штаны, Садовник пытался застегнуть рубашку. Вся семья в сборе, за исключением Элеоноры. Десмонд выругался вполголоса и отстранился от меня. Подал мне платье, и только потом потянулся за брюками. Мелочи порой имеют значение. – Может, объясните, почему ваши вопли разносятся по всему Саду? – спросил Садовник угрожающе тихим голосом. Братья заговорили наперебой, но отец прервал их резким жестом. – Майя? – Мы с Десом спокойно трахались. Эвери решил присоединиться: стоял в проеме и онанировал. Садовник вздрогнул, поскольку не ожидал от меня такой грубости. Потом уставился на старшего сына. Он по-прежнему был зол, но не скрывал своего изумления и ужаса. – О чем ты только думал? – Почему она досталась Десмонду? Он ни разу не помог тебе в поисках, не привел сюда ни одной девушки. Но ты подарил ему Майю, будто замуж выдал, а мне даже тронуть ее не даешь. К Садовнику не сразу вернулся дар речи. – Майя, ты извинишь нас? Нам нужно поговорить. – Конечно, – ответила я учтиво. Вежливость порой так же неприятна, как и пренебрежение. – Мне лучше выйти? – Нет, с какой стати, это твоя комната. Десмонд, Эвери, идемте. Я сидела на кровати, пока их шаги не стихли в коридоре. Затем оделась и побежала в комнату Блисс. Она сидела на полу, что-то лепила из глины, и на подносе перед ней были расставлены медвежата. Выглядело все так, словно они устроили между собой резню. – Что там стряслось? Я устроилась на кровати и все ей рассказала, а она, чуть ли не в истерике, билась от смеха. – Как по-твоему, когда он окончательно выставит Эвери из Сада? – Не думаю, что он пойдет на такое, – ответила я с сожалением. – Если даже здесь Эвери с трудом поддается контролю, то каков он за пределами Сада? – Вряд ли мы это узнаем. – Точно. Блисс протянула мне комок глины, чтобы я размяла его. – Можно задать тебе личный вопрос? – Насколько личный? – Ты его любишь? Я чуть было не спросила, кого она имеет в виду, – тем более что мы говорили об Эвери. Но поняла, о ком она, прежде чем выставила себя идиоткой. Я взглянула на мигающий огонек камеры и перебралась на пол, чтобы можно было понизить голос. – Нет. – Тогда к чему это все? – Как думаешь, той Бабочке в самом деле удалось сбежать? – Нет. А может, и да. А что? Так, стой… черт. Теперь, кажется, поняла. По-твоему, сработает? – Не знаю, – я вздохнула, разминая комок глины. – Ему страшно называть себя его сыном, и в то же время он… наверное, горд. Впервые в жизни он видит, что отец им гордится и не скрывает этого. Сейчас это значит для него больше, чем я. Кроме того, ему страшно отделить правильное от неправильного. – Не будь этого Сада, если б ты встретила его в библиотеке или еще где-нибудь, ты смогла бы его полюбить? – Честно? Мне незнакома любовь подобного рода. Я, конечно, встречала влюбленные пары. Но мне самой… Видимо, я просто не способна на это. – Печально… А может, оно и к лучшему. Даже не знаю. – Думаю, возможно и то, и другое. Молодая пара через улицу была без ума друг от друга. И с появлением малыша их отношения стали полнее и крепче. Ребекка, старшая официантка в «Вечерней звезде», безумно любила своего мужа, который приходился племянником Джулиану. Невозможно было не умиляться, глядя на них. Хоть мы их, конечно, и дразнили. Таки и Карен любили друг друга. Их дочь любила свою подружку. Но всякий раз, когда мне попадались такие пары, я понимала, что вижу нечто редкостное, и что не со всеми такое бывает, и не все способны распознать это и сберечь. И я первая готова признать себя неудачницей. – Ты права. И откровенна, – Блисс взяла у меня размятый комок и протянула другой, в этот раз пурпурный. Глина оставляла цветные полосы на моей коже. – Мы ни разу не поблагодарили тебя. – За что? – Ты заботишься о нас, – сказала она тихо, сосредоточившись на медвежонке, которого лепила. – Не то чтобы ты печешься о нас, как мамаша, боже упаси. Но ты по-своему любишь нас и всегда готова выслушать. И бываешь с Садовником в его комнате, когда ему нужен совет. – Мне не хотелось бы говорить об этом. – Ладно. Давай сюда глину и вымой руки. Я послушно встала и смыла с ладоней розовые полосы. Блисс протянула мне бирюзовый шарик из глины. В этот раз я села напротив нее и взглянула на фигурки. У половины медвежат головы, лапы и хвосты были черного цвета, у другой половины – белого. Некоторые из них были в униформах: черные мишки в красном, белые – в синем. Некоторые были крупнее других, и униформы на них – более изысканные. Кроме того, некоторые из фигурок были парными. – Шахматный набор? – У Назиры через две недели день рождения, двадцать лет. А еще через пару недель мне стукнуло восемнадцать. Но дни рождения в Саду никто не праздновал. Чувствовалось в этом какое-то издевательство, как если б мы праздновали приближение смерти. Нормальные люди в свои дни рождения говорят: «Ух! Еще на год старше!» Мы воспринимаем их немного иначе: «Черт. Еще годом меньше». – Это не ко дню рождения, – продолжала Блисс с кислой миной. – Сожалею, что твоя жизнь обернулась таким дерьмом – вот как я ее поздравлю. – Хороший подарок. – И сраный повод, – согласилась Блисс. Она скатала тонкую колбаску из позолоченного шарика и разделила ее пополам. Потом скрутила обе части, и на плече у красного короля появился лампас. – И все-таки, хоть немножко, но ты его ненавидишь. |