Онлайн книга «Неизвестность»
|
Она сказал мне телефон, я записал его в свой. Имя – Маша. Очень приятно. Распрощавшись, я пошел искать дочь. Уходил от Маши упругим молодым шагом. Если она смотрит вслед, оценит стройность и стремительность походки. Вот как бывает в жизни: не знаешь, где потеряешь, не знаешь, где найдешь. Я прошел все залы, Ани нигде не было. Слегка встревожившись, вышел из павильона. И телефона у нее нет. Пора купить. Да и давно бы купили, она сама не хочет. Я как-то спросил почему. – Потому что у нас в классе у всех телефоны. – И что? – А то. Не хочу. Очень самостоятельная девочка. Я прошелся туда, сюда, кружил по окрестным дорожкам и тропинкам. Аня сидела на лавочке возле площадки аттракционов. – Ушла и не сказала, – упрекнул я. – Не хотела мешать. – Ты ничему не мешала. – Очень красивая девушка. – Да. И что? – А мама красивая? – Она красивее всех. – Неправда. Красивая, но не красивее всех. И я красивая, но не красивее всех. Вы все время врете. – Это не вранье, Анечка. Для меня ты красивее всех. Потому что я тебя люблю. – А маму? – Тоже. Тебе понравилось? – Что? – Динозавры. – Да ерунда какая-то. Халтура. – Ты знаешь это слово? – Пап, ты все время удивляешься. Я что, с Марса? Я все слова знаю на русском языке вообще-то. Ну, не все еще. Есть какие-то термины. Все термины никто не знает. – И что такое халтура? – Когда что-то плохо делают. Для вида. Как ты со мной гуляешь. – Аня, не обижай меня. Я с тобой гуляю не для вида, мне нравится. А если я с той девушкой задержался, то по делу. В моем агентстве, ты знаешь, ищут моделей для рекламы. Везде. У нее интересное лицо, вот я и… – Чего ты оправдываешься? Я верю. – Я не оправдываюсь, просто… Хочешь на колесо обозрения? – Не знаю. Аня оглянулась, посмотрела на колесо. – Можно. Мне показалось, она согласилась, чтобы меня успокоить и утешить. Я ведь был расстроен и не сумел этого скрыть. Вернее, не захотел этого скрыть. И она увидела. И что расстроен, и что озабочен тем, чтобы она увидела, как я расстроен. Она все понимает. Даже страшно иногда. Медленно поднимались на колесе, оглядывая территорию ВВЦ и окрестности. – Много все-таки в Москве людей живет, – сказала Аня. – Да. А что? – Ничего. Просто – много. Ладно, сейчас спустимся – и домой. – Я не тороплюсь. И ты еще на лодке хотела. Поплаваем? В прошлом году я катал ее и Ирину на лодке в небольшом пруду, Ане очень понравилось. И сейчас она улыбнулась и кивнула. Слишком широко улыбнулась, слишком охотно кивнула. Чтобы показать мне, что ей очень хочется поплавать на лодке. Как и в прошлом году, на лодочной станции меня предупредили, что можно катать только детей от десяти лет. Как и в прошлом году, я сказал, что Ане именно десять. Лодочнику было все равно, лишь бы свалить с себя ответственность. Я медленно греб, с отрешенной задумчивостью глядя на воду, небо, облака и деревья на берегах. Вернее, я изображал отрешенную задумчивость. Я этим приглашал дочь тоже отрешиться от всего и просто получать удовольствие. Она опустила руку в воду и смотрела, как вода обтекает пальцы. Показалось вдруг, что она намного взрослее. Что это вообще взрослая женщина, которую я обманываю – вот только понять бы чем. Даже жутковато стало. Аня спросила, не поднимая головы, не глядя на меня. – А та жена, которая первая у тебя была, она тоже была красивая? – Да. – А почему ты ее бросил? – Я ее не бросил. Расстались. – Почему? – Поняли, что это была ошибка. – А твой сын? – Что сын? – Почему он не приезжает? – Он такой… Немного своеобразный. – Аутист? – Вроде того, но в очень легкой степени. Ты знаешь, что такое аутизм? – Сам же мне кино показывал – «Человек дождя». Кроме сцены, где они там в гостинице. Ну, он там, его брат, с невестой в постели, а этот вошел. – Если я не показал эту сцену, откуда ты… – Сама посмотрела. Потом. Ничего особенного. Думаешь, я об этом ничего не знаю? – Знаешь – и хорошо. – Да не бойся, я об этом не буду. Мне еще рано. А с мамой, значит, не ошибка? – С мамой не ошибка. – А зачем люди женятся? – Чтобы жить вместе. Рожать и воспитывать детей. – Я не буду рожать и воспитывать. Мне будет некогда, я хочу, чтобы была интересная работа. Путешествия. – Это ты сейчас так говоришь. – Нет. Или работа, или семья, – Анечка вынула руку, стряхнула с нее капли. Как-то деловито, не по-детски. Так трясет рукой женщина, мывшая посуду. – У меня и работа, и семья. И все нормально. Я вас обожаю. – Бабушка говорила, что ты не стал великим художником, потому что все время о ком-то заботился. – Тебе говорила? – Маме. Ты бы им сказал, чтобы они при мне поменьше говорили. Они думают, ребенок ничего не понимает. А я не виновата, что понимаю. Вот, значит, о чем говорят наедине мама и Ирина. Мама защищает меня. На то она и мама. – Анечка, послушай. Я не стал великим художником потому, что я не великий художник. Я просто художник. Хороший. И уж поверь, если бы я был великий, то мне ничто не помешало бы. Хоть десять семей. И хватит об этом, ладно? Главное: я тебя очень-очень люблю и никогда не разлюблю. – А маму? – И маму, конечно. Прям ужас как. Я надеялся, что Анечка хотя бы улыбнется. Но она не улыбнулась, смотрела на воду. Но взглянула на меня и, наверное, догадалась, что я жду улыбки. И – что ж, мне, дескать, не жалко – улыбнулась. Зазвонил телефон. Я не хотел ни с кем говорить. – Звонит, – сказала Анечка. Я достал телефон и уронил его в воду. – Опа, – сказал весело. – Ну и шут с ним. |