Онлайн книга «В поисках Леонардо»
|
Наспех заколов волосы и облачившись, Амалия побежала искать разъяренного Рудольфа. За прошедшие дни девушка успела хорошо изучить своенравного кузена и вполне отдавала себе отчет в том, что, когда его самолюбие столь жестоко уязвлено, он ни с кем не станет церемониться, тем более с каким-то австрийским агентом, посмевшим стать ему поперек дороги. Из малого салона доносились истошные вопли, и Амалия, сообразив, что именно там Рудольф чинит расправу, ринулась туда. – Господи, только бы он его не убил! Она застала весьма любопытную картину. Ортанс и Эжени Армантель с ошалевшими лицами жались к стенам, а Рудольф фон Лихтенштейн, прихватив здоровяка Вернера за глотку, волок его к выходу. Вернер был на полголовы выше его и значительно плотнее, но ничего не мог поделать с рассвирепевшим немцем. Вокруг Рудольфа бегала «фрау Кляйн» и норовила стукнуть его зонтиком по голове, что оказывало примерно такое же действие, как укус комара на тушу кита. – Оставьте, оставьте моего мужа в покое! – кричала «фрау Кляйн». – Ха! Мужа, говорите? – с кровожадным блеском в глазах бросил ей Рудольф, на всякий случай стискивая Вернера покрепче. – Когда я последний раз видел вас в Вене, вы были братом и сестрой, а еще раньше, в Страсбурге, вдовцом и экономкой! – Мерзавец! Хам! – кричала «фрау Кляйн» в слезах. – Отпустите, отпустите моего Людвига, не смейте его трогать! – Еще как посмею! – сипел Рудольф, багровея от натуги. В отчаянии Вернер вцепился в створку дверей, но Рудольф разок ударил его лбом в лицо, применив прием, который бандиты называют «взять на кумпол», и австрийский агент обмяк, разжав руки. – Ку-узен… – челюсти Амалии раздирала неудержимая зевота, – что вы такое творите? – Не мешайте, Амалия, прошу вас! – огрызнулся Рудольф. Он лягнул «фрау Кляйн», чтобы не путалась под ногами, вытащил Вернера на палубу и легко, как перышко, перекинул его через борт. – My God! [18] – вскричал маркиз Мерримейд, ставший невольным свидетелем этой сцены, и в ужасе выронил монокль из глаза. – Он сошел с ума! – вторила ему жена. – Кузен, кузен! – кричала Амалия. Рудольф, не отвечая, тряс Вернера, которого держал за шиворот над пучиной. – Отвечай, мерзавец, где «Леда»? – Людвиг! – причитала «фрау Кляйн», заливаясь слезами. – Он тебя убьет! – Что ты сделал с картиной? Отвечай, мерзавец! – С какой… картиной? – Ноги бедняги Вернера болтались над океаном, жесткий воротник впился в горло. – Сам знаешь! – Не знаю! – Нет, знаешь! Не зря же ты околачиваешься здесь! – Ку… узен… а-ах! Перестаньте, умоляю вас! – Кузина, прекратите зевать, вы меня проглотите! – Людвиг! Чего он от тебя хочет? – лопотала «фрау Кляйн» в совершенном изнеможении. – Я не нашел ее! – вопил Вернер. – Я вообще ее не искал! – Врешь! – Говорю вам: не нужна мне ваша «Леда»! И вообще, Рудольф, я больше не служу! Оставьте меня в покое! – Кузен… а-ах! Будьте осторожны, не упадите за борт, прошу вас! – Я все про тебя знаю! Это ты подлил мне снотворное, когда… – Снотворное? Зачем? – Сам знаешь! – Да не знаю я ничего! Рудольф, прекратите, я боюсь высоты. Не знаю, что вы там себе вбили в голову, но я вам говорю: я ушел со службы! – Ага! А что ты делаешь на «Мечте», да еще под чужим именем? Отвечай! – Да потому что в Вене меня достали с этим треклятым Леонардо! – пропыхтел Вернер, барахтаясь в воздухе. – А мне уже сорок три! И тут я узнал, что мой дядя Отто умер в Америке и оставил мне наследство… – Что ты такое плетешь? – Дядя Отто, – хрипел Вернер из последних сил, – был паршивой овцой в нашей семье. Его никто не принимал всерьез. Тогда он уехал в Америку и разбогател. Поймите, Рудольф, я устал играть в эти игры! Я женился на Герде и сел на корабль, но вовсе не из-за проклятой «Леды», а чтобы востребовать наследство. – Воротник в руках Рудольфа предательски треснул, и германский агент ухватил коллегу из Вены половчее. – Надоело мне все! Решил, что из Америки пошлю этому надутому болвану, князю Аренбергу, письмецо, что, дескать, увольняюсь, а заодно выскажу все, что о нем думаю. Он-то уверен, что я напал на след Леонардо. Чихать я на него хотел! – Одежда Вернера затрещала еще сильнее. – Рудольф! Не губите меня, будьте человеком! Не знаю, отчего вы так на меня взъелись, но я ничего не нашел, клянусь! – Ничего? – Ничего! – Рудольф, перестаньте, – сквозь зевоту проговорила Амалия, – он же сорвется… Немедленно отпустите его! – Отпустить? Хорошо. – Рудольф сделал вид, что разжимает руки. – Держите его, держите! – завопила насмерть перепуганная «фрау Кляйн». – Вас не понять, – язвительно заметил германский агент. – То держите, то отпустите… – Рудольф! Перестаньте! – Ладно, – нехотя буркнул кузен Амалии и стал втаскивать экс-агента венской секретной службы обратно на палубу. Подбежавшая «фрау Кляйн» помогала ему, обнаружив при этом отнюдь не женскую силу. Слезы еще не высохли на ее щеках. – Не знаю, что вы там о себе думаете, – заявила она, – но, Рудольф фон Лихтенштейн, вы – негодяй! – Еще какой! – хмыкнул, согласно кивнув, Рудольф. – Думаете, я поверил вашему вранью? Я вижу вас вместе уже лет восемь, и все эти годы вы то женаты, то не женаты… Вернер лежал на палубе, тяжело дыша. – Герда! – Да? – Она с готовностью поднялась. – Принеси ему письмо от адвоката и наше свидетельство о браке. Может, тогда он поверит! – Хорошо, Людвиг. Хлюпая носом, супруга Вернера удалилась, а тот, держась рукой за грудь, с ненавистью косился на немца. – Врет, конечно, – снисходительно сказал Рудольф Амалии. – Еще немного, и я вытряс бы из него за милую душу, куда он дел моего Леонардо и вашего Тициана. – А я не думаю, что он лжет, – отозвалась Амалия. – По-моему, он говорит правду. – Это почему же? – Вы невнимательно его слушали, кузен. Помните, что он кричал? «Я не нашел ее». Если бы он украл картину, то, вися над океаном, он бы в панике крикнул что-то вроде «я не брал ее» или «я не крал ее». Держу пари, он даже не знает, что мы ее уже нашли и у нас ее украли. Вы сказали об этом Деламару? – Я? – Рудольф взъерошил свои короткие светлые волосы. – И как бы это выглядело, интересно? «Дорогой месье, мы случайно нашли шедевр Леонардо, который у нас изъяли неизвестные злоумышленники»? Нет, так не годится. Он, конечно, видел, что у меня все перерыли и что-то искали, но правды я ему не сказал. |