Онлайн книга «Ты только попроси. Или дай мне уйти»
Вдруг мой сумасшедший любимый замечает, что я смотрю на него, и, вскинув руку, кричит, чтобы я не двигалась с места. Затем он отталкивает от себя медсестер и, волоча загипсованную ногу, идет к нам. – Любимая, я тебе звонил, – говорит он, показывая мне мобильный телефон. – Я звонил тебе на мобильный, чтобы ты вернулась, но ты оставила его в моей палате. Мое сердце вырывается из груди. Опять мой любимый, мой блондин, мой Айсмен доказывает мне свою любовь. Он подходит ко мне, и я слышу: – Малышка, мне жаль… мне очень жаль. Я замерла… Молчу… Эрик весь напрягся. Он нервничает. Он хочет, чтобы я заговорила, чтобы сказала хоть что-то. Затем продолжает: – Я – мудак. – Да, коллега, так оно и есть, – утверждает Бьорн. Мой парень протягивает руку своему доброму другу, и через мгновение они обнимаются. Эрик говорит: – Мне жаль, Бьорн. Прости меня. Взволнованная, вижу, что вместе со мной за ними наблюдает половина больницы. – Ты прощен, мудак. Они оба улыбаются. Когда парни отпускают друг друга, медсестры снова хватают Эрика. Они просят его вернуться в палату. В таком состоянии ему нельзя здесь находиться. Повисло напряжение. Весь народ в вестибюле наблюдает за нами. Это невероятно. Эрик, тип ростом почти в два метра в больничной рубашке, которая больше открывает, чем прикрывает, опять вступает в борьбу с медсестрами. Когда он от них отбивается, то пристально смотрит на меня. Он приковывает ко мне свой потрясающий взгляд и, не обращая внимания на взгляды и уши посторонних, произносит: – Я люблю тебя. Милая, скажи мне что-нибудь. Но я молчу, и он, подойдя ко мне еще ближе, продолжает: – Малышка, я тебя не отпущу. Ты – моя жизнь, женщина, которую я люблю, и мне нужно, чтобы ты меня простила и не оставляла из-за того, что я был таким… – …мудаком, – заканчиваю я фразу. Эрик кивает. Его взгляд говорит, как он хочет, чтобы я обняла его. Но, к собственному удивлению, я этого не делаю. Я настолько оцепенела, что не могу даже моргать. Тогда он нажимает на кнопку на моем мобильном, и начинает звучать мелодия вызова на его телефоне. Это песня «Если нам позволят». – Я пообещал, что буду заботиться о тебе всю свою жизнь, и собираюсь выполнить это обещание. Очко в пользу Германии! Мы смотрим друг на друга… Между нами идет борьба… Желая обнять его за то, что он только что сделал и сказал, я делаю шаг вперед и говорю: – Во-первых, я ясно дала тебе понять: для того, чтобы я тебя оставила и захотела жить без тебя, должно произойти что-то очень… очень… очень серьезное. Во-вторых, я до сих пор хочу, чтобы ты заботился обо мне всю жизнь, но чтобы больше никогда не сомневался во мне и Бьорне. И в-третьих, дорогой, зачем ты светишь своей задницей на всю больницу? Он улыбается, я улыбаюсь, и все вокруг тоже улыбаются. Когда я бросаюсь в его объятия и чувствую его тепло, то закрываю глаза от счастья, а народ тем временем аплодирует. Бьорн становится позади своего друга и шепчет: – Коллега, отправляйся в палату и перестань светить своей задницей. Мои взбудораженные гормоны делают свое дело. Когда грудь Эрика становится мокрой от моих слез, он шепчет, прижимая меня к себе: – Тсс… Не плачь, любимая. Пожалуйста, не плачь. Но я так взволнована… Так счастлива… И так переживаю за него… Я смеюсь и плачу, не контролируя себя. Через пять минут в сопровождении Бьорна и медсестер мы возвращаемся в палату. Эрик сорвал капельницу, и теперь им нужно заново ее поставить. Медсестры делают ему выговор, а он все смотрит на меня и улыбается. Его интересую только я! Убедившись, что все хорошо, Бьорн спускается в кафетерий купить чего-нибудь перекусить. Он настаивает, чтобы я поела, и Эрик тут же его поддерживает. Ох и парочка! Когда мы остаемся в палате одни, Эрик просит меня лечь рядом с ним. Я ложусь на кровать. Он обнимает меня, и я с тревогой спрашиваю: – Дорогой, как ты? Эрик двигает шеей и отвечает: – Бывало и получше, но я поправлюсь. Меня пугают его глаза. Я постоянно смотрю на них, и он шепчет: – Успокойся, это пройдет. – У тебя болела голова? Он кивает, и мне становится еще тревожнее. Тогда он успокаивает: – Но все под контролем. Улыбаясь, он ласково проводит рукой по моему подбородку и добавляет: – Как ты говоришь, я люблю тебя больше всей жизни. Впиваюсь в его губы, и он вскрикивает от боли. – Ай, прости, любимый, прости. Он улыбается и говорит: – Это ты меня прости, смугляночка. Это огромная мука, когда я не могу тебя поцеловать. Он снова обнимает меня. Я отстраняюсь от него и произношу: – Несмотря на твой кошмарный вид из-за этих свирепых вампирских глаз, ты все равно остаешься для меня самым красивым, самым симпатичным мудаком в мире. – Эрик улыбается, и я добавляю: – А теперь, когда полбольницы видело твою задницу, я понимаю, что я – женщина, которой завидуют больше всех. Он улыбается, и его улыбка наполняет радостью мою душу. Затем он шепчет: – Господи, малышка… Прости, что я в тебе засомневался. Я так тебя люблю, что, когда увидел эту чертову запись, меня переклинило, я потерял рассудок. – Я простила тебя и надеюсь, что ты больше не будешь во мне сомневаться. – Не буду. Обещаю. – Кстати, это Аманда меня предупредила. Ты был прав, она меня уважает. Желая поведать ему то, что я столько дней скрываю от всего мира, смотрю на него и говорю: – Мне нужно тебе кое-что сказать, но сначала ты должен меня отпустить. Эрик смотрит на меня, кривится и отвечает: – Расскажешь чуть позже. Сейчас я хочу тебя обнимать. Я смеюсь и, прильнув к нему, шепчу: – Ладно, только когда я тебе расскажу, ты будешь меня упрекать в том, что я не рассказала тебе об этом раньше. – Серьезно? – Серьезно-серьезно. – Это что-то хорошее, не так ли? – Думаю, да, хотя после того, что мы пережили, не знаю, как ты это воспримешь! – Не пугай меня. – Я тебя не пугаю. |