Онлайн книга «Ты только попроси. Или дай мне уйти»
– I love [31] подножный корм. Медуза его обожает. Сестра хмурится, услышав это прозвище, но прежде чем она могла что-то сказать, Фрида выпаливает: – А когда Глен был у меня в животе, я называла его Eidechse [32]. Мы с Мартой хохочем, а Ракель спрашивает: – И что это означает? Смеясь, засовываю в рот еще одну жирную картофелину и отвечаю: – Ящерица. Когда мы выходим из закусочной, думаем пойти где-нибудь выпить кофе, но проходя мимо самого старинного пивного дома в Мюнхене, Хофбройхауса [33], решаем зайти туда, чтобы показать его моей сестре. Я же пью воду. Ракель в полном восторге. У нее такое же выражение лица, какое было у меня, когда я впервые туда вошла, и теперь эта дамочка показывает нам свои способности пить пиво. Я поражена. Я не знала ее с этой стороны, и при виде того, что Марта и Фрида заказывают по четвертой порции, я весело замечаю: – Ракель, если ты не остановишься, то домой вернешься на рогах. Сестра бросает на меня взгляд и выпаливает: – Поскольку ты не можешь пить, то я буду пить за двоих. – И, видя, что мы смеемся, добавляет: – Сейчас ты переживаешь самый дивный период беременности. Ну, ты сама знаешь, кислота, отекшие лодыжки, болезненные соски и чудесная утренняя тошнота. – Ты так любезна, красавица, – подшучиваю я, и она отвечает: – А, и то, о чем ты говорила, либидо в самом своем пике. У тебя как с ним, уже лучше? Я не отвечаю. Ох уж и болтливая она. Слушая нас, Фрида, смеясь, сообщает: – А я могу вам сказать лишь одно, что во время беременности Андрес от меня убегал. Мама дорогая, я тогда стала сексуально помешанной. От услышанного я немного успокаиваюсь. Теперь я вижу, что то, что происходит со мной, было и у других, и они не сошли от этого с ума. Мы все смеемся, и, когда нам приносят очередную порцию пива, Марта, увидев свою знакомую, зовет ее: – Татьяна-а-а-а! К нам поворачивается светловолосая девушка, здоровается с моей золовкой, и последняя знакомит нас. Это очень приятная девушка, и она некоторое время сидит с нами и болтает. Когда она уходит, моя сестра, как мне кажется, уже немного навеселе из-за пива, смотрит на меня и говорит: – Булочка… или я сильно пьяная, или я ничего не понимаю. Я в ужасе понимаю, что мы все это время говорили по-немецки и, обнимая ее, отвечаю: – Ах, Ракель, милая, прости. Это привычка. И тогда я быстренько рассказываю ей, что Татьяна работает пожарной, отчего сестра приходит в изумление. Но зато, когда я ей говорю, что попросила у нее костюм пожарного, и та сказала, что даст мне его, когда я захочу, сестра прыскает. Наступает последний день года. У меня так и не было сексуальных отношений, но не из-за того, что не хочет Эрик, а, скорее, из-за того, что я до сих пор дерьмово себя чувствую и мне сейчас этого совсем не хочется. В этот вечер, когда появляются мать и сестра Эрика, муж куда-то исчезает. Он не сообщает мне, куда уезжает, и меня это злит. Я снова начинаю ворчать. Вот уже скоро придет время ужинать, а Эрик еще не вернулся, и когда мы в кухне заканчиваем обсуждать последние детали, я говорю: – Симона, мы сейчас отнесем все блюда на стол, и я хочу видеть вас с Норбертом за нашим столом, понятно? Женщина отнекивается, а я, глядя на нее, добавляю: – Предупреждаю, или ты сядешь за стол и поужинаешь со всеми, или здесь никто не будет ужинать. – Ой, ой, Симона, – подыгрывает Марта, – ты же не оставишь нас без ужина? – Нет, конечно, – утверждает Соня. – Симона и Норберт будут ужинать вместе с нами. Она вместе с Мартой выходит из кухни, неся пару подносов, а отец поворачивается к Симоне и говорит: – Эх, Симона, моя дочка очень упряма. Женщина улыбается и, подмигнув мне, отвечает: – Да, Мануэль, это я уже знаю. – И, увидев, что я морщу носик перед капустным салатом, добавляет: – Я отнесу это на стол. Как можно дальше от тебя, так будет лучше. – Спасибо, Симона. Когда женщина выходит из кухни, отец подходит ко мне и говорит: – Милая моя, присядь. Я сам выложу креветки на поднос. Слушаю его. Сегодня не лучший день для меня. Он садится рядом со мной и, убирая волосы с моего лица, добавляет: – Жизнь моя, почему ты не идешь в кровать? Лучше отдохни там, чем суетиться здесь без толку. Вздыхаю и, закатывая глаза, отвечаю: – Нет, папа. Сегодня – новогодняя ночь, и я хочу быть с вами. – Но, доченька, если бы ты видела, какое у тебя уставшее личико. – Я улыбаюсь, и он спрашивает: – Ты скверно себя чувствуешь, правда? Киваю. Если сравнивать с остальными днями, то этот день – худший. Папа с печальной улыбкой говорит: – Думаю, что смотреть и вдыхать ароматы всей этой еды тебе не на пользу, ведь так? Мой взгляд прикован к вкуснейшим креветкам, к адобо [34], поджаренному ягненку и хамончику, который отец приготовил со всей своей любовью и привез из Испании. – Ай, папа, мне так нравится адобо, поджаренный ягненок и то, как ты готовишь креветки, но я сейчас чувствую себя как выжатый лимон, – отвечаю я. Он улыбается и, нежно целуя меня в щеку, говорит: – Ты даже в этом такая же, как твоя мать. Ее тоже воротило от адобо, когда она носила вас под сердцем. Но когда это прошло, она ела его за обе щеки. Дверь в кухню открывается, и входит Эрик. Явилась пропажа! Увидев, что я с отцом, он подходит и, присаживаясь передо мной на корточки, взволнованно спрашивает: – Любимая, почему ты не идешь в кровать? – Эрик, я ей только что говорил то же самое, ну, ты сам знаешь, какая моя смугляночка. Упрямица! Не обращая на это внимания, смотрю на своего блондина и спрашиваю: – Где ты был? Эрик с улыбкой отвечает: – Я получил очень срочный звонок, и мне нужно было этим заняться. Вдруг я слышу крик. Подрываюсь со стула как раз в тот момент, когда распахивается настежь дверь на кухню и моя сестра с перекошенным лицом восклицает: – Бу-у-у-у-у-лочка, посмотри, кто приехал! |