Онлайн книга «Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган»
|
И вот хожу себе, греюсь на солнышке, жду смену. Вдруг заезжает на склад «уазик» армейский с брезентовым верхом. У какой-то цистерны остановился – заправка там, что ли… Выходят из «УАЗа» два парня. Вот именно парня – ни солдата, ни офицера. Потому как одеты оба в джинсы голубые и рубахи какие-то цветастые. На глазах очки солнцезащитные, «капельки», самый писк тогда был. На боку у каждого АКСУ болтается со спаренными магазинами. Смотрю, по возрасту ну никак они не могут офицерами быть. Подошел, окликнул: – А вы кто, парни? Откуда такие? Посмотрели так изучающе сквозь темные стекла очков своих модных. Типа, раздумывая, отвечать или нет служивому. – Из Гардеза. У советников служим… – Так вы солдаты? – Солдаты, солдаты. Ладно, пора нам. Давай… Заскочили в свой «УАЗ» и укатили, пыль колесами подняв. Ни хрена себе, думаю, служба у парней. Джинсы, очки, машина, свобода. Сменился, рассказал своим в караулке, каких «воинов» видел. Даже не поверили мне некоторые. – Да прикололись они над тобой. Наверняка офицеры. Чего там, после училища-то, 21–22 года. – Вашего взводного, Кабачка, в гражданку одень – салокакие-тобон салобоном будет! Да нет, солдаты они были, точно. Вот ведь везет же кому-то… Но тут вспомнил я свои же мысли про то, как стремно, должно быть, постоянно среди афганцев находиться. И как-то завидовать перестал. Хотя еще не раз потом слышал рассказы о том, что и отношение к солдатам у советников другое. И что платят им по-другому совсем, чем нам. И что, увольняясь, эти парни чуть ли не контейнерами добро домой увозят. Так и не знаю до сих пор, что из этого правда, что домыслы… В следующий раз прикоснуться к жизни советников в Афгане пришлось мне как раз здесь, в Хосте, во время прошлой операции. Тогда, в августе 85-го, мы пробыли здесь недели три. Прикрывали саперов, минировавших границу какими-то хитромудрыми минами. Единственное, что мы знали до операции, что город со всех сторон блокирован духами. Что мы здесь первые регулярные советские войска за несколько лет, а так – только советники. Что по земле проехать сюда нельзя – десантировали нас на местный аэродром вертушками. И при этом предупредили: город вроде контролирует власть, но неизвестно, встретят ли при высадке пионеры цветами или духи с ДШК. Пионеров не было, зато и духов тоже. Помню, еще подумал тогда, пока везли нас по улицам Хоста: «Вот уж, наверное, веселуха-то нашим советникам тут жить. Это похлеще Гардеза, там хоть бригада рядом, если что. А тут – ищи-свищи потом…» Сначала мы долго сидели посреди города, на усыпанной камнями и поросшей деревьями горке с какой-то вышкой-антенной наверху. Зачем сидели, чего ждали – не знаю, не объясняли нам, как обычно. Укреплений из камней понастроили, плащ-палатки натянули. Ждем-с… И вот как-то вечером взял взводный Серегу Сергеева, Олега Никулина и меня с этой горки, и куда-то поехали мы на «шишиге» местной. Приехали, выходим – вокруг чистенько так, ухожено все. Дорожки аккуратные между деревьев в разные стороны расходятся. А за деревьями несколько вилл стоит двухэтажных. Тоже аккуратненькие такие виллы – прямо как не в Афгане. В светлый цвет выкрашены, на окнах занавесочки задернуты. Короче, не по-здешнему все как-то. Особенно чистота эта и ухоженность. Распределил взводный каждому из нас по дорожке: – Смотрите в оба! Охраняете советников. В виллах они живут. Ладно, охраняем так охраняем. Ходим, смотрим. Через какое-то время в окнах свет зажегся… Мягкий такой свет – сразу видно, абажур или торшер. Странно так – я себя на мысли словил, что нормальный дом, нормальное окно освещенное уже и не помню когда видел. То палатки, то дувалы, то модули армейские. И лампочки везде голые… А ведь кто-то в этих домах живет. За занавесками этими. Днем по тропинкам этим гуляет, вечером торшеры в доме зажигает. И ведь он, этот кто-то, тоже при этом на войне… Комфорт, уют, чистота. Может, и жена здесь с ним. Только вот мы-то улетим, а они-то останутся… И вот теперь, в апреле 86-го, кого-то, возможно, из обитателей этих уютных домиков мы тащим вниз по горе в армейской плащ-палатке. Точнее то, что от него осталось после попадания снаряда. И весит эта плащ-палатка совсем немного… И теперь совершенно неважно, в каком комфорте и достатке он жил. Час назад у него тоже были надежды, планы… Тоже, наверное, о доме мечтал, о Союзе… Так же точно, как и пацан из Джелалабада, убитый снайпером в голову. И теперь неважно, что тот был солдат, а этот полковник. Теперь, когда домой, в Союз, он полетит «Грузом-200»… Смерть уравнивает всех. Обо всем этом вспоминаю и думаю, пока мы несем свою скорбную ношу к месту очередной передачи. Вот мы уже и пришли. Так же молча передаем плащ-палатку кому-то из ребят нашего батальона. Возвращаемся к себе на горку. Молчим. А что тут говорить. Никто ничего и не спрашивает – и так все ясно. Теплой апрельской ночью под звездным афганским небом война снова напомнила о себе. Напомнила, что для нее нет достойных и недостойных, удачливых и невезучих, рядовых и генералов. Что останки любого из нас легко уместятся в плащ-палатку… На позиции снова ложусь, закинув руки за голову, и смотрю в небо. Ничто не изменилось в бездонной и бескрайней тьме, усыпанной звездами. Изменился я… Теперь, в апреле 86-го, я понимаю знаки судьбы, умею их читать. Всего час назад я лежал и клял судьбу за то, что долгожданное «завтра» не наступило в положенный срок. А она напомнила мне, что «завтра» может не быть вообще. Показала, что «завтра» наступает не так и не тогда, когда ждем его мы. А когда она решит, что ему пора наступить. И она же решит, каким ему быть. |