Онлайн книга «Такой чудесный день»
|
– Быстрее, – приказал Скол. Они прибавили скорость. – Когда у тебя следующая терапия? Она молчала. Наконец произнесла: – Восьмого маркса. Две недели. Иисус и Уэй, почему не завтра или послезавтра! Хотя могло быть хуже; могло быть через месяц. – Ты разрешишь? – спросила Лилия. Пугать ее еще больше не имело смысла. – Может быть. Посмотрим. Он намеревался каждый день проезжать небольшое расстояние во время свободного часа, когда велосипедисты не привлекут внимания. Двигаться от леса до леса, через один-два населенных пункта, и так понемногу добраться до 12082 на северном побережье Афр, ближайшего к Майорке города. Однако в первый же день, к северу от 14509, планы поменялись. Найти укрытие оказалось сложнее, чем он предполагал; уже давно рассвело – по его подсчетам, часов в восемь, – когда они наконец устроились под скалистым выступом, который спереди закрывали заросли молодняка. Скол нарезал веток и завалил ими просветы между деревцами. Вскоре послышался гул вертолета; он все кружил наверху, и Скол держал на прицеле Лилию, которая застыла с недоеденным макси-кейком в руке. В полдень в каких-нибудь двадцати метрах раздался треск сучьев, шелест листвы и чей-то голос. Слов было не разобрать, говорили медленно и монотонно, как в телефон или телекомп с голосовым вводом. Либо прочли написанное Лилией в ящике стола, либо, что более вероятно, Уни сопоставил их отсутствие и пропажу велосипедов. Поскольку их теперь ищут, Скол решил пуститься в дорогу только через неделю, в воскресенье, сделать бросок в шестьдесят или семьдесят километров на северо-восток, а не прямо на север, найти укрытие и снова переждать. В течение четырех-пяти недель они окольными путями доберутся до 12082. Каждое воскресенье Лилия будет все больше собой, сговорчивее и менее одержимой идеей ему «помочь». Пока, однако, она Анна СГ. Он заткнул ей рот лоскутами от одеяла, связал и спал до заката с пистолетом в руке. В полночь снова повторил процедуру, а сам уехал на велосипеде и спустя несколько часов вернулся с едой, двумя одеялами, полотенцами, туалетной бумагой, «наручными часами», которые не тикали, и двумя французскими книгами. Лилия лежала там, где он ее оставил, глядя встревоженно и сострадательно. Пленница прощала больному товарищу его издевательства. Жалела. При свете дня, однако, посмотрела на него с отвращением. Он погладил щеку и ощутил под ладонью пробивающуюся щетину. Смущенно улыбнулся. – Почти год без терапии. Она опустила голову и прикрыла глаза рукой. – Ты превратился в животное. – Мы и есть животные. Это Вуд, Уэй, Иисус и Маркс сделали нас мертвыми и прилизанными. Когда Скол начал бриться, она сначала отвернулась, а потом бросила взгляд через плечо, раз, другой и принялась брезгливо его разглядывать. – Можно порезаться. – Было поначалу. – Он натянул кожу и играючи работал лезвием, глядясь в пристроенный на камне блестящий бок фонаря. – И как часто надо… это делать? – Каждый день. Вчера пропустил. Надоедает, но осталось несколько недель, всего ничего. По крайней мере, я надеюсь. – Что ты имеешь в виду? Он не ответил, продолжая бриться. Она отвернулась. Начал читать французскую книгу о причинах какой-то тридцатилетней войны. Лилия сначала спала, потом сидела на одеяле, глядя то на него, то на деревья и небо. – Научить тебя этому языку? – Зачем? – Когда-то ты хотела. Помнишь? Я давал тебе списки слов. – Да. Я их заучила, а потом забыла. Я здорова, на что он мне? Скол сделал гимнастику, чтобы подготовиться к длинной воскресной поездке, и заставил Лилию. Она покорно подчинилась. Ночью нашелся бетонный оросительный канал метра два шириной. Скол искупался в медленном потоке, принес в укрытие воду для питья, разбудил и развязал Лилию. Провел ее сквозь деревья и стоял, наблюдая, как она моется. Влажная кожа блестела в неверном свете ущербной луны. Помог ей вылезти на берег и протянул полотенце. – Знаешь, почему я все это делаю? Она молчала. – Я тебя люблю. Покачала головой. – Ты это называешь любовью? – Да. Наклонилась вытереть ноги. – Ты хочешь, чтобы я снова заболела? – Да. – Значит, ты меня ненавидишь. Выпрямилась. Он взял ее за руку, прохладную, влажную и гладкую. – Лилия… – Анна. Потянулся к губам, но она отвернулась, и он поцеловал ее в щеку. – Теперь возьми меня на мушку и изнасилуй. – Я этого не сделаю. – Он отпустил ее руку. – Не понимаю, почему. – Она надевала комбинезон. Нащупала застежки. – Пожалуйста, давай вернемся в город. Я уверена, тебе можно помочь. Если бы ты был очень, неизлечимо, болен, ты бы изнасиловал. Ты был бы гораздо менее добрым. – Хватит. Пошли. – Ли, пожалуйста… – Скол. Меня зовут Скол. Пошли. – Он вскинул голову и двинулся через заросли в укрытие. Ближе к концу недели она принялась рисовать ручкой на форзаце второй книги: Иисуса и Уэя (в общем, недурно), группы домов, свою левую руку и несколько заштрихованных крестов с серпами. Он проверил, не пишет ли чего, а то еще попробует в воскресенье кому-нибудь отдать. Позже сам нарисовал здание. – Что это? – Дом. – Нет. – Да. Они не обязательно должны быть прямоугольными и с глухими стенами. – А что за овалы? – Окна. – Никогда такого не видела. Даже в музее. Где это? – Нигде. Я придумал. – А-а. Так это не дом. Он не настоящий. Как можно рисовать ненастоящее? – Я болен, ты забыла? Она вернула ему книгу, не глядя в глаза. – Не шути так. Он надеялся – ну не надеялся, скорее думал, а вдруг… – что в субботу вечером, по привычке, из вспыхнувшего неожиданно желания или даже по товарищеской доброте она подпустит его поближе. Но она не захотела. Вела себя так же, как и во все предыдущие дни: сидела молча в сумерках, обхватив колени руками и глядя на багровеющее небо между качающимися верхушками деревьев и скалистым выступом над головой. – Суббота, – напомнил он. – Я знаю. Помолчали. – Ты не дашь мне пройти терапию, так? |