Книга Если желания не сбудутся, страница 2 – Алла Полянская

— Тянем.

Муха и его приятель Буца взялись за одну веревку, а они с напарником — за другую.

— Идет, поднажмем.

Они выволокли гроб из ямы и сели на землю.

— Все, ступайте.

Буца толкнул Муху, тот нехотя поднялся и поплелся вслед за приятелем.

— Вот народ, оба в стельку пьяные.

— А зачем они нам тут трезвые? Утром и не вспомнят ничего, а если и вспомнят — подумают, что приснилось.

— Это если вообще будут думать, что не факт. Муха — дурачок совсем, и Буца ума невеликого. Это тебе не Палыч, тот рубит фишку на лету. Я кино видел, там…

— Достал ты со своим киноманством, совсем отупел от этого дерьма! Давай откроем, да и хватит на сегодня. Яма, смотри, чистая, чуток стенки выровнять — и готово. Лопату дай-ка мне и присвети.

Крышка хорошо сохранилась, гроб выглядит как несгораемый шкаф. Металлические петли и обитые металлическими полосами углы и края делают его похожим на кованый сундук.

— Вот незадача, лопату некуда вставить, хорошо пригнано! Ага, нашел… Помоги мне, поднажмем…

— Лопата сломается.

— Не сломается, осторожно нажимай.

Крышка затрещала и начала отходить. В сыром воздухе, пахнущем прелой землей, поплыл сильный аромат тления.

— Ну, ты подумай! Сто тридцать лет прошло, что там может до сих пор гнить?!

— А ты помнишь фильм «Мумия» с Брендоном Фрейзером? Ну, самый первый, где они с Иви только познакомились. Так они в гробнице нашли саркофаг, в котором была мумия, которая продолжала разлагаться. Проклятие египетское такое наложено было, там почти все умерли, пока этого колдуна обратно в гроб загнали. Может, и здесь…

— Я тебе говорю: ты реально сдурел уже с этими фильмами!

— Ну а что, все же сходится!

— Нажимай, поддается уже…

Крышка отошла с тяжелым низким скрежетом и звуком ломающегося дерева.

— Все-таки дерево подпортилось за столько лет.

— Итить-колыхать…

В гробу, поднятый на высокую подушку, лежит священник или монах. Черная ряса выглядит как новая, на ней блестит тяжелый золотой крест, в иссохших пальцах — драгоценные четки, длинная белая борода выглядит странно отдельно от лица, вместо которого скалится череп.

— Не прикрыли ничем, с чего бы это?

— А ты сюда глянь.

Крышка гроба изнутри исцарапана, и напарники придвинулись ближе друг к другу.

— А ты говоришь — с ума я сошел. Все как в фильме, его заживо похоронили, он, наверное, был колдуном, точно тебе говорю!

— Вот ты дурак! Я в Интернете читал, что раньше была такая штука — сонная болезнь, типа летаргии, а медицина была так себе, и потому многих хоронили заживо. В Англии даже звоночек к могиле крепили, а веревку в руку покойнику давали — вдруг он окажется жив, чтоб сигнал подал. Видно, случались прецеденты. Подними его, я крест сниму.

— Сам поднимай…

— Да не ссы, лопатой подними, кто тебя заставляет руками за него хвататься! Смотри-ка, а это что?

Под подушкой виднеется книга, и подушка совсем легкая, приподнять ее просто.

— Это не Библия, и не Евангелие, и вообще не религиозная книга, судя по картинкам. И по-латыни написано. Странно, что на могиле нет указаний, что похоронен священник, и почему здесь его похоронили? Тут актрис закапывали да прочую шушеру, совсем квартал был непрестижный, а такой крест, что у него на шее, должен был принадлежать очень высокому церковному иерарху.

— Так что за книга-то?

— Не знаю. Давай поройся у него в карманах, может, еще чего найдется.

— Да ну его.

Луна, до этого светившая во все свое круглое лицо, теперь зашла за тучи, набежавшие невесть откуда, поднялся ветер, и потянуло зябкой сыростью, а запах тлена стал невыносимым.

— Он сгнил полностью, одни кости и борода, что ж так воняет?

— Грузим на тачку и двинули.

Свет фонаря выхватил из тьмы сваленный на землю камень с надписью:

Корнелий Качинский

1796–1899 от Р.Х.

Забвенье — свобода.

— Старикан больше ста лет проскрипел, в немалых церковных чинах был, видать, а закопали его среди лицедеев и нищих — что ж такое он сделал?

— Ну так южную часть кладбища, где аристократы гробниц понастроили, еще восставшие матросы перекопали, а сюда никто не сунулся, что с актрисок чахоточных взять, купцы их содержали живых — ради удовольствия телесного, а с мертвых-то проку нет, хоронили не так чтоб пышно, сам понимаешь. А вот этого, конечно, зарыли тут не зря, что-то он наколобродил при жизни. Ведь тут и земля могла быть неосвященная, в Европе, например, актеров и вообще не хоронили в освященной земле, знаешь?

— Нет, впервые слышу. Откуда ты все это знаешь? И что это за дискриминация по профессиональной принадлежности?

— Книжки умные читаю, это тебе не дерьмо киношное. Ремесло считалось низким, а дамы были синонимом проституток, только что без желтых билетов. Ну, что глядишь? Проституткам выдавались такие удостоверения — «желтые билеты» назывались, что-то вроде прописки, чтоб можно было их как-то учитывать и контролировать. Актрисы же считались в обществе где-то совсем недалеко от дам полусвета, так сказать, потому что практически все были содержанками купчишек разных, а кто почище, то и аристократов богатых кадрил. Но сословие было тогда весьма презираемое, а смертность была среди них высокой из-за нездорового образа жизни, плохого питания и беспорядочных половых связей. И что здесь делает наша балерина — понятно, негде ей было приземлиться, кроме как здесь, а деда этого тут не должно быть, по идее.

— Нашел об чем думать! Какая разница, толкай, что ты как неживой!

— Что значит — какая разница? А если мне любопытно? Барышне кринолин распотрошить не мешает, и у деда потайные карманы могут оказаться.

— Ты извращенец, знаешь?

— Зато с некоторых пор богатый извращенец. И ты тоже, благодаря мне. Много бы ты на своем честном ремесле заработал? То-то и оно. Ладно, поторопись, что-то зябко становится, и темень нахлынула, куда только луна подевалась…

— А помнишь старый фильм — «Ночь живых мертвецов»? А потом еще несколько частей — «Возвращение живых мертвецов», особенно первая и вторая части жуткие. Ну, помнишь — в бочках газ, который, как бочку открыть, начинает дымиться, и от него из могил восстают покойники…

— Ты тронулся с этими фильмами, честно тебе говорю! Зачем ты смотришь такую хрень?

— А чего… Я люблю страшные кинохи.

— Ну, и кто из нас извращенец?

Они потащили тележку в сторону дорожки, ведущей к крематорию.

— Конечно, мы теперь богаты. Только я вот не хотел бы, чтоб через сто лет мой гроб вот так потрошили, специально ничего пусть туда не кладут.