Онлайн книга «Заххок»
Один человек – не наш, чужой, – из города приехал – тоже под открытым небом ночевать задумал. «Очень у вас душно. Я свежий воздух люблю», – сказал. Отговаривали его, не послушал. Курпачу на траве расстелил, одеяло взял, лёг. Утром люди проснулись – нет того человека. Курпача и одеяло остались. Одежда вокруг разбросана. Человек пропал. Искали, не нашли. Время прошло, мальчишки ревень на склоне под пастбищем собирать пошли – тело того приезжего нашли. На камнях голый лежал, зверями-птицами обглоданный. Но все равно знающие люди на теле знаки различить сумели. Сказали: «Дэвы его умертвили». Но я того Гургу объяснять не желаю. Тем временем караван приходит. – Тыква, иди разгружай, – Гург приказывает. Разгружаю. Из нашего кишлака мальчишки, которые ослов гнали, – помогают. Поклажу с ослов снимаем. Ковры снимаем, неподалёку расстилаем. Один для Зухуршо. Поодаль другой – для шакалов… Ящик с водкой к Зухурову ковру относим. Вьюки, мешки, канистры с водой к пастушеской хижине переносим. Большой котёл возле очага ставим. Гург говорит: – Тыква, за огнём будешь следить. Дрова рубить. Подзывает Шухи, приказывает: – На перешеек иди. Возле кучи камней садись, за тропой следи. Чтобы никто втихаря не подошёл. – Пусть Тыква туда идёт, – Шухи говорит. Гург железные зубы скалит: – Шухи, пургу не гони. Иди! Шухи говорит: – Ладно. Если Тыкву на камнях посадить, разве что-нибудь хорошее вырастет? Автомат берет, уходит. Зухур на ковре, опершись на подушки, лежит. Шакалы кружком сидят. Я дрова-хворост рублю-ломаю. На Зухура незаметно поглядываю. Как его брать, прикидываю. Занбур-повар огонь разжигает. На очаге котёл установить мне приказывает. Масло в котёл льёт, калить начинает. – Руки вымыть не из чего, – говорит. – Тыква, я в хижине кувшин видел. Иди, принеси. В хижину иду. Кувшин справа на полке на стене стоит. Беру кувшин, вдруг вижу: под полкой в углу камонгулак, лук-праща, стоит. Когда я в первый раз сюда заходил, лука не заметил. Был он здесь или не был? Дедушку Абдукарима вспоминаю. «Держи лук покрепче, – дедушка говорил. – Вот так, Карим, молодец. Теперь тетиву натягивай…» Кувшин назад на полку ставлю, лук, как дедушка учил, в руки беру. Хороший лук, мощный. Думаю: «Зачем он мне? Из лука только птиц бьют. Может быть, знак это? Или, может, деды-духи мне лук как оружие дали? Если они, то им лучше знать… Или вазиронцы, когда их Зухур с нашего пастбища прогнал, в спешке вещи собирая, в хижине лук забыли? Возьму. Если знак – хорошо. Если пастухи лук оставили – тоже ничего плохого не будет». Тетиву снимаю, сворачиваю, в карман кладу. Лук без тетивы от простой палки ничем не отличается. Пусть думают: «Тыква-дурачок с кривой палкой ходит». Кувшин беру, Занбуру отношу. – Палку зачем притащил? Дров много, – Занбур говорит. – А, палка, – говорю. – Палка, да… – Дурак ты, Тыква, – Занбур говорит. – Полей на руки. Руки моет, мясо режет… Потом Шухи от харсанга приходит. – Тыква возле плова на кухне, а я палец сосу? Несправедливо. Теперь пусть Тыква возле кучи сидит. А я тебе, Занбур, помогать буду. Ты не против? – Мне бара-бир, без разницы, – Занбур говорит. Говорю Шухи: – Автомат дай. – А кривая палка у тебя зачем? – Шухи говорит. – Увидишь врага, палку на него наставь и кричи: «Ту-ту-ту!» Но смотри, всю обойму разом не выпусти. Короткими очередями бей… – Ладно, – говорю. – Неправильно сказал. Скажи: «Пост принял». – Пост принял, – говорю. Шухи меня по лбу пальцами щёлкает: – На боевой пост шагом марш! К харсангу иду, сажусь, тетиву к луку прилаживаю. Если деды послали, может, лук особенный. Разглядываю. Обычный лук-праща, из ветви иргая, кизильника, сработанный. Две тетивы из бараньих кишок рога лука стягивают. Посредине меж тетивами – перемычка: кусочек тряпки нашит. Лук испытываю. Камешек малый – с перепелиное яйцо – беру, в тряпицу закладываю и тетиву на всю длину руки оттягиваю. Хороший лук, мощный. У нас в Талхаке и старые, и малые из камонгулаков стреляют, птиц бьют. Но этот лук натянуть, который мне деды-духи послали, ни у старика, ни у ребёнка сил не хватит. Большой камешек – с куриной яйцо – нахожу, в лук-пращу закладываю. Шаги слышу, сажусь, лук-пращу рядом кладу. Спросят: «Зачем лук?» – «Перепёлок настрелять, чтоб плов слаще был», – скажу. Из-за Дед-камня Зухур выходит. Спиной к Деду-камню встаёт, ремень на штанах, озирая окрестности, расстёгивает… Меня замечает. – Чего уставился?! Отвернись, скотина, – кричит. Отворачиваюсь. В уме за один миг много мыслей проносится. «Знаки не зря были… Зухур сам ко мне пришёл… Сейчас не убью, возможность упущу… Будет ли другая?.. Деды-духи камонгулак послали… Они знают… Они знак дают: Зухура из лука-пращи убить возможно… Иначе не послали бы… В голову или грудь бить?.. В грудь легче попасть… Если в голову – вернее убить… До Зухура – тридцать шагов… Уверен – точно попаду… Если не убью, а только оглушу, подбегу, ножом дорежу… Если закричит, пусть кричит… Не смогу живым уйти – значит, так тому и быть… Пусть будет, что будет…» Лицом к Дед-камню поворачиваюсь. Вижу: Зухур на корточках сидит, тужится. Теперь знаю, какой для охоты на Зухура способ есть… Его, когда он испражняется, бить следует. Лук беру, тот же камень в тряпицу вкладываю. Во весь рост встаю. Говорю: «Не мои руки – пира святого Довуда, всех охотников покровителя, руки». Лук до отказа натягиваю. Страшная сила меня одолевает. Как в увеличительное стекло Зухуршо вижу. Бородавки, родинки и все прочее, как будто я своё лицо вплотную к его лицу приблизил, разглядываю. На меня не смотрит. В середину лба целюсь, камень выпускаю. Камень Зухуру в середину лба бьёт, назад отбрасывает. Зухур на спину падает. Думаю: «Если ранил или оглушил, добить надо». Быстро спускаюсь, к Деду-камню спешу, на бегу нож вынимаю. Подбегаю, Зухур лежит. На спину упал, свой помёт телом накрыл. Смотрю, камень глубоко в лоб ушёл. Наверное, череп проломил, в кости застрял. Ногой Зухура потолкал – мёртвый. Рядом с тушей Зухура присаживаюсь. Однако осторожность соблюдаю. Может, ещё оживёт. Если бы медведя или козла убил, горло бы перерезал, тушу головой вниз по склону передвинул – чтобы вся кровь вышла. Тушу Зухура на живот переворачиваю. Шея у него толстая, жирная. Пальцами на шее позвонки нащупываю, между двумя позвонками острый конец ножа втыкаю. Удивляюсь – нож легко входит, хрустит. Голову отрезаю. Думал, струя ударит… Нет, кровь, как из опрокинутой бутылки, вытекает. Нож о рукав Зухура вытираю, в ножны кладу. Голову за шерсть беру: из неё кровь капает, чёрная, тягучая. Кровь о траву вытираю, чтобы свою одежду не замарать. |