
Онлайн книга «Главная партия для третьей скрипки»
— А я сама очень долго зверюшкой была. Дикой. Жили вдвоем с мамой. Ни друзей, ни мужчины. На работе — ни с кем не общалась. Даже в магазины не ходила. — Почему? — Там продавцы, кассиры. Со всеми разговаривать надо. А я боялась. — И как ты смогла стать администратором? — удивился Геныч. — Сначала тряслась. Плакать бегала в туалет. Все путала. А потом привыкла. Произнесла спокойно, но лицо стало жестким. «Сразу видно, жизнь потрепала», — понял Гена. Но выспрашивать детали не стал. Что ему до какой-то девчонки, враждебного пола? — А я ей завидую даже, — признался Кузьма, когда расстались. Геныч обнял друга, взглянул в его бездонные глаза: — Райская птица завидует воробью? Кузя взмахнул ресницами: — Что толку от внешности? Все равно сортиры драю. А крокодилина — клубом теннисным управляет. — Не переживай, — твердо произнес Геныч. — Сортиры — это временно. Ты тоже будешь управлять собственным делом. Но только что он мог предпринять? Университеты сыпали отказами или предлагали учиться за деньги. В лотерее грин-карт не повезло. И даже океан, который из России казался несбыточной мечтой, — начинал надоедать. Чтобы еще как-то разнообразить бытие, Гена придумал купаться ночью. Осторожные американцы на подобный аттракцион решались редко, и с наступлением темноты пляжи пустели. Можно было брести в обнимку и воображать, будто они одни в целой вселенной. На Марусином кусочке пляжа никогда не сидели — любопытная дама в последнее время частенько пыталась за ними подглядывать. Брали с собой фляжку виски, коробочку с экологически чистой малиной для Кузи, фонарик — высвечивать шальных крабов, выбиравшихся на песок. Брели вдоль кромки океана. Иногда останавливались. Купались. Валялись на песке. Пили. Никто не нарушал уединения. А однажды совсем поздно, в начале третьего ночи, услышали горький плач. Геныч вскинул фонарик, Кузя перехватил его руку, прошипел: — Выключи! — Зачем? — Мало ли. Охота тебе связываться? Но голос был женский, и Гена вдруг подумал о сестре. Вдруг бы она так плакала одна, на темном пляже, и никто не решился ей помочь? — Я сейчас, — сказал он Кузьме. И пошел по направлению к темной фигурке. Девушка сидела у самой кромки воды, океан лизал ее ноги. Лицо закрыто руками, плечи вздрагивают. Несчастная любовь, не иначе. — Can I help you? [27] — доброжелательно произнес Гена. Она вскинулась на его голос. И вдруг вскочила, бросилась, протянула к нему руки. — Арина? — отступил молодой человек. Девушку не смутила его неприязнь. Прижалась все равно, уткнулась носом в плечо. Всхлипывала, бормотала бессвязно: — Ген, ну почему! Ну за что мне все это?! Подошел Кузьма, затоптался растерянно рядом. Геныч наконец отцепил от себя рыдающую фемину. Достал из кармана флягу, отвинтил крышку, строго велел: — Быстро. Пять больших глотков. Она послушно выпила. Закашлялась. Начала рыдать еще пуще. Зубы стучали, руки тряслись. Опухшее лицо — словно из фильма ужасов. Кому могут нравиться девчонки? Геныч неохотно пожертвовал Арине свою куртку. Сбивчивые жалобы на какого-то предателя-людоеда слушал вполуха. Больше всего ему сейчас хотелось обнять Кузьму и снова уйти в ночь. Но девушка продолжала лепетать: — Как он мог? И куда мне теперь?! — Тебе ночевать, что ли, негде? — вдруг встрял Кузьма. Геныч удивленно взглянул на друга — тот обычно плевал на чужие проблемы. — Ночевать? — растерянно переспросила Арина. — Зачем ночевать? — Эй! Тук-тук! Время три утра! — Не важно, — она тяжко вздохнула. — Все равно я завтра улечу. — Куда? — продолжал активничать Кузя. — Домой. В Россию. — С ума сошла! — ахнул Гена. — Зачем?! У тебя ведь виза рабочая! — Негде мне больше работать, — опустила голову Арина. И снова начала всхлипывать: Людоед… Ей подкинули какое-то кольцо. Геныч раздраженно отвинтил крышку от фляжки: — Выпей еще. А Кузьма вдруг предложил: — Давай ее с собой возьмем. — Куда? — Гена даже опешил. — Ну, к Маруське. Я ей свой топчан отдам. — Кузя, дорогой. Ты меня пугаешь, — улыбнулся Геныч. С любовью взглянул на друга. Зачем только Кузьма притворяется — ко всему равнодушным, циничным? Сердце-то у него, оказывается, доброе. — Конечно, давай возьмем, — кивнул он. — Тем более Маруська завтра рано утром в Лас-Вегас летит. Весь дом будет наш. Что хотим — то и делаем. * * * Ситуация была немыслимой. Глухая ночь, с неба щурятся звезды, недовольно ворчит прибой. А она — меж двух мужчин, словно под конвоем! — идет неизвестно куда. Но Арине действительно все равно было, куда идти. И что делать, она не представляла. Наступит утро, что дальше? Лететь домой? Но если ее там правда ждет судебный иск? Оставаться в Америке, пока не кончится рабочая виза? А потом прятаться здесь на нелегальном положении? Еще хуже. «Буду жить сегодняшним днем. Точнее — сегодняшней ночью». Она ждала, что двое смешных голубеньких приведут ее в дешевую многоэтажку. В трейлер, в фанерное бунгало. Однако прошагали с километр по песку — и уткнулись в витиеватый чугунный забор. Геныч достал из кармана ключ, отомкнул калитку. Богатый участок, дорожки оттенены фонарями, листья пальм шуршат, словно дождь. — Где это мы? — растерялась девушка. — Наш дом, — хихикнул Кузьма. Махнул рукой на внушительное, в колониальном стиле, строение. Но повел гостью не к нему. У другого конца ограды прилепился крошечный деревянный домик. Дверь не заперта, изнутри полыхнуло жаром. — Кондея нет, экономит хозяйка, — извинился Геныч. И пропустил девушку внутрь. Исключительно спартанская обстановка. Две узкие койки, между ними с трудом втиснулась тумбочка. На ней изящное зеркало. Зачем? Ах, ну да. — Но… как мы тут? — растерялась Арина. — В сарае есть отличный надувной матрас, — успокоил Кузьма. — А это нормально? Ну, что я с вами? Нервное напряжение спало. Ей вдруг очень захотелось свернуться клубочком на узкой койке. Натянуть до бровей махровую простынку. Закрыть глаза, заткнуть уши. Отключиться от всего несправедливого мира. |