Онлайн книга «Подкидыш»
|
— Как? Два ребенка?! Но вы, кажется, говорили мне только про одного. — Вторая — моя дочь Полина, — пояснила госпожа Мондетур. — Или, как мы ее зовем, Лилина, — прибавила служанка. — Значит, речь идет о другом младенце? — догадался комиссар. — Совершенно верно… И госпожа Мондетур представила найденыша господину Гробуа — так звали полицейского комиссара, — который удостоил малыша дружеским шлепком. После этого Октавия положила детей на диванчик, где они оба скоро заснули. Комиссар начал допрос, обращаясь одновременно к хозяйке и к служанке. — Прежде всего, милостивые государыни, я должен просить вас не пропускать ни малейшей подробности. Очень часто то, что кажется вам ничтожным, служит для правосудия драгоценным свидетельством. Обе женщины охотно согласились с этим. — От этой особы, — продолжал чиновник, указывая на Октавию, — я уже знаю суть дела. Вчера, в четверг, 8 декабря 1865 года, приблизительно около полуночи к вам явилась какая-то женщина с этим ребенком и заняла номер; потом она исчезла. Скажите мне, как она выглядела, сколько ей могло быть лет… — Я совсем не подумала об этом, — сказала госпожа Мондетур. — Но можно спросить Батиста… Октавия тотчас же крикнула: — Батист! Швейцар явился немедленно. Но так как он плохо понимал вопросы комиссара, то последний должен был объяснять ему каждое слово. — Эта дама была хорошо одета или принадлежала к рабочему классу? — Скорее всего она походила на крестьянку. — Она была высокая или низкая? — Дайте припомнить… Нет… Она была не низкая, но и не высокая… Она была худенькая, вот и все. Может быть, она только казалась такой, потому что, как вы знаете, господин комиссар, голубой цвет делает фигуру тоньше. — А!.. Значит, она была одета в голубое?! — радостно воскликнул комиссар, наконец получив хоть одно ценное сведение. — Подождите, — возразил Батист, — точно ли она была в голубом? Я не могу утверждать этого… Я не очень-то хорошо разбираюсь во всех этих цветах… Бывают зеленые цвета, которые кажутся голубыми… Может быть, она и была в зеленом!.. — Сколько ей можно было дать лет? — Лет двадцать пять, а может быть, и сорок… Точно не могу определить. Я только заметил, что она говорила с легким акцентом. — С каким акцентом? — С южным, господин комиссар. — Это очень неопределенный признак. Каждый день по железным дорогам в Париж приезжает столько южан! Господин Гробуа, казалось, находился в замешательстве. Наконец он решился задать Батисту последний вопрос: — Не слышалось ли в голосе этой женщины волнения, страха или просто смущения? — На это я совсем не обратил внимания… Дайте мне вспомнить… Кажется, да… Действительно, ее голос показался мне… несколько веселым… Было очевидно, что Батист был не в состоянии отвечать на вопросы более точно. Поэтому комиссар отпустил его и, пожав плечами, обратился к госпоже Мондетур. — Эта женщина ничего не оставила в комнате? Никакого пакета, ничего? — Нет, сударь. — Тем хуже. Таким образом, единственным указанием для нас может служить только белье и платье ребенка. Сомневаюсь, чтобы это помогло нам установить его личность. Он подошел ко все еще спавшему ребенку и долго смотрел на него. — А! — сказал он, поднимая голову. — Мальчик вовсе не из простолюдинов! Рубашонка на нем очень тонкая, да и ручки у него безупречной формы. Без сомнения, это дитя богатых родителей. На нем была именно эта рубашка? Госпожа Мондетур молча кивнула. Комиссар помолчал немного, а потом, обращаясь к хозяйке, продолжил: — А пеленка? Это та самая, в которую он был завернут? — Нет, сударь, это простынка Полины… А его вещи… — Я сейчас принесу их… — сказала служанка, выходя из конторы. Вскоре она вернулась, неся фуфайку, чепчик и платьице, составлявшие весь оставшийся гардероб маленького подкидыша. Отделанные тонкими кружевами, изящно вышитые, казавшиеся почти новыми, вещи ребенка говорили о том, что их владелец принадлежит к зажиточной семье. — Черт возьми! — воскликнул комиссар, внимательно осмотрев одежду малыша. — Я убежден, что здесь кроется похищение!.. — Похищение?! — воскликнули в один голос Октавия и госпожа Мондетур. — Ну да! Этот ребенок наверняка похищен, и на нас лежит обязанность вернуть его родным. — Но где же малыш будет до тех пор? — спросила хозяйка. — Я должен поместить его в «Дом подкидышей и сирот», это мой долг. Если только… — Если что? — поинтересовалась госпожа Мондетур. — Если только вы не попросите меня оставить его у вас. На время я мог бы разрешить вам это, а там, пожалуй, вам и совсем отдали бы его, если мать не явится за ним. — Такой красавчик! — проговорила госпожа Мондетур, вопросительно глядя на Октавию. — Сударыня, — сказала та строго, — надо быть благоразумной. Дела гостиницы идут не слишком хорошо. В прошлом году мы едва-едва свели концы с концами, а нынешний год, кажется, будет еще хуже. К тому же вы вдова. У вас и так двое детей: Лилина и Виктор, только что начавший ходить. Было бы безумием связывать себя еще третьим ребенком!.. И, повернувшись к комиссару, она прибавила: — Разве я не права, господин Гробуа? — Сама мудрость говорит вашими устами, — отозвался тот. — Итак, я сейчас же распоряжусь, чтобы ребенка отнесли в приют. — В приют?! Бедный малютка! — воскликнула мать Полины. — Не пугайтесь! За ним там будут хорошо смотреть. Я велю записать его под именем… Да, день какого святого празднуют сегодня? — Святого Жильбера, — отвечала госпожа Мондетур, взглянув на стенной календарь, висевший возле ее конторки. — Жильбер!.. Славное имя! Мальчику повезло!.. — и комиссар обернулся к своему секретарю: — Отнесите Жильбера в «Дом подкидышей»! Секретарь кивнул. Госпожа Мондетур бросилась к ребенку и долго целовала его, а когда он обвил ее шею ручонками, сказала ему, словно он мог понять ее: — Не грусти, мой милый… Я буду навещать тебя… Она передала малыша секретарю, который и удалился с ним. Через несколько минут и комиссар покинул контору гостиницы «Дофинэ». — Ты была права, не дав мне оставить мальчика у себя, — сказала хозяйка Октавии, когда они остались одни. — Но я… я, может быть, виновата, что послушалась тебя. Бедненький Жильбер!.. Правда, у нас он не был бы богат… но, по крайней мере, здесь его любили бы!.. А там… |