Книга Подкидыш, страница 4 – Вильям Бюснах

Перпетуя, дрожа от гнева, строгим тоном начала:

— Сударь…

Удивленный таким вступлением, Жильбер изумленно посмотрел на монахиню. Он не ожидал услышать строгое вежливое обращение вместо тех бранных слов, которыми она имела обыкновение осыпать его. В первый раз мальчик почувствовал, как его сердце забилось от страха. А сестра, обрадованная действием своей новой тактики, продолжала тем же тоном:

— Сестра Жеральдина только что говорила мне о вас. Вы — заводила в классе. Скоро год, как вы перешли к ней. Сначала она считала вас очень способным, так как вы выучили все буквы за очень короткое время. Но какие успехи вы сделали с тех пор? Ведь нельзя же считать ими ваши шалости! А вы только и умеете, что шалить. Ах, да!.. Вы умеете еще вырезать из бумаги кукол и прикреплять их к потолку хлебными шариками. Такой большой мальчик, как вы! Стыдно!..

Она остановилась. Жильбер хотел воспользоваться этим, чтобы приготовить ответ. Но монахиня продолжила все тем же строгим тоном:

— В конце концов, вас пересадили на скамью лентяев. Лентяй, упрямец, заносчивый, вспыльчивый, вы похожи на осла. А так как я не люблю ослов, то и не стану больше заниматься вами. Начиная с сегодняшнего дня я не буду обращать на вас никакого внимания, словно вы совсем не существуете.

С этими словами сестра Перпетуя встала и ушла в классы.

Полный удивления, Жильбер продолжал стоять посреди дорожки. Этот неожиданный разрыв с монахиней заставил сжаться его сердце. Ему захотелось плакать. Несмотря на суровость сестры Плетки, мальчик чувствовал к ней любовь, которую испытывает всякий ребенок к тому, кто заботится о нем. Он понимал, или скорее догадывался, что вспыльчивость Перпетуи была лишь доказательством ее заботы о нем. И так-то он платит за ее сердечное отношение!

«Что же скажет сестра Перпетуя?» — думал он всякий раз после какой-нибудь шалости. Сестра Жеральдина в классе, сестра Фелицата в спальне, сестра Теодорина в рекреационном ^[4] зале — все они могли безнаказанно награждать его ударами линейки: он только смеялся над этим. Проказник в сто раз больше боялся нахмуренных бровей сестры Перпетуи.

Обескураженный Жильбер продолжал стоять на одном месте. Но вдруг лукавая улыбка озарила его лицо. Он пошел по саду, направляясь к одному мальчику, постарше его, который был занят собиранием желтых листьев под большим платаном.

— Жан Миньо! — сказал он.

— Чего тебе?

Это был худой белокурый мальчик, слишком большой для своего возраста. Он радостно вскрикнул, увидев, что Жильбер, не говоря ни слова, протягивает ему оставшийся от завтрака кусок хлеба с маслом, и с жадностью принялся его есть. Тощий и хилый, Жан был постоянно голоден, за обедом маленькие порции не могли насытить его, и Жильбер нередко лишал себя куска хлеба ради товарища.

— А еще у тебя нет? — спросил Миньо.

— Ни крошки. Но если хочешь, я всегда буду отдавать тебе свой хлеб от завтрака.

— Конечно, хочу!

— На одном условии…

— Говори скорее! Чего ты хочешь?

— Ты мне одолжишь азбуку… Я свою изорвал. А еще ты будешь говорить мне все, о чем я ни спрошу…

— Хорошо, — тут же согласился вечно голодный мальчик.

Прошло две недели. За это время Жильбер, сильно изменившийся, не заслужил ни одного наказания. В классе он целыми часами не поднимал головы от азбуки, во время перемен он не расставался с Миньо и вместе с ним рисовал на песке буквы заостренными палочками. При встречах с сестрой Перпетуей он преувеличенно почтительно раскланивался с ней, делая это с таким вызывающим видом, что в душе доброй монахини закипал гнев.

— Извольте видеть, он не хочет покориться! — восклицала она в разговорах с другими сестрами, но по-прежнему делала вид, что не замечает Жильбера.

Но однажды в саду, когда мальчик чуть не толкнул ее, задорно отвешивая свой поклон, она не выдержала:

— Жильбер!

Этот крик вырвался у нее почти невольно. Огонек торжества зажегся в глазах Жильбера, и сестра Перпетуя поняла его игру. «Ах, негодник!» — подумала она.

Своим поведением мальчик твердо решил заставить ее вернуться к своей угрозе «заняться» им когда-нибудь. Но, к счастью, монахиня вовремя заметила это. Нет, чего бы это ей ни стоило, она не изменит своего решения! И холодным, равнодушным тоном она сказала:

— Я забыла у себя на столе молитвенник… Принесите мне его.

Холодное обращение на «вы» не погасило радости Жильбера. Он ушел и через несколько минут вернулся с книгой в руках, которую и подал сестре Перпетуе.

Монахиня раскрыла ее. Между страницами лежал листок с несколькими строчками, написанными криво, нетвердой рукой, однако, довольно разборчиво: «Сестра Перпетуя, я не осел. И я вас очень люблю».

— Вот шалун! — не могла не воскликнуть смягченная монахиня.

И пока Жильбер заливался счастливым, радостным смехом, сестра Перпетуя трепала его за ухо, но так ласково, так нежно!.. И в маленьких глазах старой девы, за ее большими круглыми очками, сверкали капли едва сдерживаемых слез. Потом, посмотрев еще раз на письмо, она заботливо уложила бумажку между страницами молитвенника и крепко поцеловала мальчугана.

Прекрасное время наступило для Жильбера после примирения с сестрой Перпетуей. Но, как видно, самой судьбой было предназначено этому бедному ребенку лишаться тех, кто его любил.

Скоро сестра Перпетуя объявила своему любимцу о том, что покидает приют. Ее назначили смотрительницей такого же приюта в Мюльгаузе. Это было неожиданное повышение, и она не могла от него отказаться.

Жильбер горько заплакал, узнав об этом. Монахиня была взволнована не меньше его.

— Будь благоразумен, дитя мое! — повторяла она. — Верь и надейся на Бога! Он не оставит тебя. Я каждый день буду молиться за тебя!..

И на другой день сестра Перпетуя отправилась в путь, оставив бедного мальчика в большом горе.

В конце 1871 года Жильберу исполнилось восемь лет. В это время Франция вела войну с Пруссией, и Париж был осажден. Грохот неприятельских орудий доносился и до воспитанников «Дома подкидышей и сирот», впрочем, они еще не понимали всей силы несчастья, постигшего их родину.

Жильбер развивался как умственно, так и физически. Теперь он был переведен в старшую группу, которую сестра Фелицата в первый четверг каждого месяца водила на прогулку, если позволяла погода.

Почти всегда сестра посещала с детьми Люксембургский сад ^[5]. Всякий раз, встречаясь с группой других детей и слыша их радостные крики, Жильбер испытывал невыразимую тоску.