Онлайн книга «Герда»
|
– А почему ремонт не сделаешь? – поинтересовался Гоша. – Ну, не знаю, как-нибудь украсить здесь все, этажерку какую поставить… Повеселее чтоб? – А зачем? – Саша села на подоконник. – Я тут всю жизнь не собираюсь торчать. Зачем тогда делать ремонт? – Логично, – согласилась я. – У меня все мои вещи в чемодане хранятся, – Саша указала пальцем под койку, из-под которой одним боком торчал зеленый дорожный саквояж на колесиках. – Берешь и уходишь. – Куда? – не поняла я. – Мало ли, – Саша пожала плечами. – Бухучет дело хорошее, но хочется чего-нибудь поинтереснее. А мне понравилось. Взяла чемодан – и ушла куда-то. Невзирая. В дали. В нети. Вперед, дружище, «Мария Селеста» ждет тебя у причала, помню, раньше Гоша любил рисовать корабли. – Интересная концепция, – кивнула я. – Надо обдумать. Минутная мобильность, это да. Саша поглядела вниз, с улицы донесся грохот трамваев, я в очередной раз подумала, что мне его сильно не хватает, у нас дома тишина, а это тоже надоедает, хочется, чтобы рядом какая-то жизнь протекала. – Моя бабушка прожила тут семьдесят лет, – Саша похлопала по стене ладонью. – И умерла тоже здесь, в январе как раз, на этой койке. Она умерла – и все трамваи остановились. Короткое замыкание. Почти три дня чинили. Может, морса принести? Вам надо обязательно попробовать морс, мама делает лучший в мире морс. Саша вышла. Морс поверх лимонада. Бедная я, бедная. – Она супер, – прошептала я Гоше. – Комната? – прошептал он. – Сашка. И комната тоже, впрочем. – А я бы ремонт все-таки сделал… Я скептически покачала головой. – В тебе вскипает буржуазная близорукость, – сказала я. – Тут ничего не надо менять, тут и так хорошо. Я бы прожила в такой комнате всю жизнь. Под грохот трамваев. С печеньем и морсом. Хотя это тоже буржуазная близорукость, мечтать прожить в одном месте… Сашка права, надо раскидывать паруса и дышать простором. Появилась Саша с глиняным кувшином и со связкой вяленой рыбы, разлила морс, раздала рыбу. Странное сочетание, конечно, но оказалось, что это очень и очень, вяленые подлещики оказались вполне себе изумительные, без костей, мягкие, со вкусом почему-то креветок, а совсем не рыбы. Морс же… – Это… – Гоша закрыл глаза. – Это просто… Да, морс был тоже дежурно фантастическим. Кислый, сладкий, с ледяной крошкой, пахнущий лесом. Лучший морс в мире. Ктулху мертв. А я еще нет. – Нужна специальная клюква, – сказала Саша. – С Алешкиных болот. Ну, и, конечно, особый рецепт. Кушайте на здоровье. Никогда не думала, что буду есть вяленого подлещика, закусывая печеньем и запивая морсом. Настоящая еда, у нас почему-то совсем не так все, какая гадость этот тофу, жуешь, а по вкусу мочалка мочалкой. – А это что? – спросил Гоша, указав пальцем на дверь. – Подкова? Настоящая?! – Ага, – кивнула Саша. – Настоящая и очень старая, еще девятнадцатого века. Саша сняла с двери подкову, протянула ее мне. Я взяла двумя руками, да и то с трудом. – А что она такая здоровенная-то? – спросил Гоша. – На шею надеть можно такую подкову. И действительно – взял и надел подкову на шею. Как хомут. Не, дурачок определенно мой брат. – Тонну весит. Что за лошади-то раньше с такими подковами были? Как ногами-то ворочали? – Обычные богатырские кони, – улыбнулась Саша. – Богатырские?! Саша кивнула. – Ну да, конечно, – сказала я. – Тяжеловоз какой-нибудь. Костромской породы. Знаем-знаем. Вы, кстати, в курсе, что Илья Муромец был метр шестьдесят? Даже ниже меня. – И зачем нам это знать? – спросил Гоша. – Ну, мелкий был Муромец, и что? – Интересно просто, – пожала плечами Саша. Гоша зевнул. – На самом деле интересно, – согласилась я. – А вообще… Есть информация полезная, есть бесполезная, а есть та, что создает шум. – Какой еще шум? – тупил Гоша. – Ну, это как в цирке примерно. Пока два клоуна дерут друг друга за виски и прописывают пендели, а публика ржет, на арену незамеченным выводят слона. Саша поглядела на меня с уважением. Кажется. – Это же основы сценического искусства, – пояснила я. – То есть, не основы, конечно, а тонкости. Но в целом… Петр Гедеонович говорит, что почти девяносто процентов информации – это информационный шум, драка двух клоунов. – Театр – великая сила, – согласилась Саша. – Великая, – согласилась и я. – Вы это о чем? – спросил Гоша. – Какую-то пургу несете, а я не въезжаю… Поглядел на нас, как на идиоток. Я взяла еще одного подлещика, стала грызть. Вкуснотища все-таки, кажется, с яблочным уксусом, с луковым настоем. – И что, помогает? – скептически поинтересовался Гоша. – В смысле подкова? – Ага, – кивнула Саша. – Раньше от домовых прохода не было, а теперь все разбежались. Саша засмеялась. – От домовых? – переспросила я. – Ага. Дом старый, с историей, тут домовых полно. Пойдешь ночью попить водички, а они за ноги цапают. Волосы путают, топают, как носороги. Борщ оставишь, а он к утру скиснет весь. Ключи постоянно ломались в замках, проводка перегорала, посуда билась. – А у нас вот нет домовых, – сказала я. – Почему? – Передохли все, – ответила я. – Сначала-то, конечно, тоже, о-го-го, а потом передохли. Даже и не знаю от чего, везде дохлые валялись, по всему дому. Заглянешь под койку, а там штуки три да лежит, тухнет. Гоша поглядел на меня с испугом, а Саша рассмеялась. – Так и живем, – сказала я. – Интересно. И выглянула в окно. По улице шагала Наталья Дмитриевна. Она тащила за собой тележку с термосами, кастрюлями и корзинами. – Мамка к вечернему пошла, – улыбнулась Саша. – К вечернему? – не поняла я. – К поезду. Тут от нас Луговое недалеко, там техническая остановка. Мама всю жизнь ходит. Саша помахала матери рукой. – Пироги печет, печенье, грибы солит, морс варит. Проезжающим продает. Я ей сколько раз уже говорила бросить, а она ни в какую. Как раньше привыкла, так все и ходит, и ходит. А к осени денег накопит – и по пушкинским местам. Мне показалось, что я ослышалась. Мама Сашки Наталья Дмитриевна работает на камвольном комбинате, в свободное время торгует пирогами, а в совсем уж свободное путешествует по пушкинским местам. Удивительно. То есть… Ну, вот едешь в трамвае, кондукторша с кожаной сумкой тебе хамит, в бок тебя толкает, и ты ее ненавидишь за это, а она вот на пушкинские места копит, хочет увидеть пролив Лаперуза. |