
Онлайн книга «Обыкновенные девчонки (сборник)»
Настя побежала на кухню, а за ней и Катя. Взяв с батареи парового отопления тряпку, а за дверцей под раковиной — ведро, Настенька поставила его под кран. Струя воды так и загремела по пустому цинковому ведру. Настя тем временем быстро сняла с ног ботинки и чулки. Катя так и ахнула: — Что ты делаешь? Простудишься! — Ничего, — спокойно сказала Настя. — До самой смерти ничего не будет. Я всегда мою пол босиком. И, опустив обеими руками ведро на пол, Настя бросила в воду тряпку. — А я что буду делать? — спросила Катя, растерянно оглядываясь по сторонам. — Может быть, мне пыль вытереть? Но, к сожалению, пыли нигде не оказалось. Катя отошла к окошку и стала издали смотреть, как работает Настя. Согнувшись, Настя старательно терла тряпкой пол и говорила: — Осторожно, ноги замочишь! Катя перепрыгнула туда, где было еще сухо, но мокрая тряпка опять настигла ее, и снова раздалось: — Не ходи по мокрому! Настя крепко выжала тряпку и насухо вытерла крашеные доски пола. Катя смотрела, как ладно работает Настя, и ей было неловко, что она только прыгает по сухому, чтобы не замочить ноги, а Настя работает, как большая. «Вот ей-то, наверно, не приходится писать обязательства, — думала Катя. — А все потому, что ей позволяют работать по-настоящему. Попробовала бы я снять ботинки, чулки и вот этак, босиком, шлепать с тряпкой по кухне. Бабушка бы мне так задала! Ей только и надо, чтобы я посуду мыла да вытирала. Ух, скука!» А тем временем Настя прополоскала половую тряпку, сполоснула также ведро и, опрокинув его, повесила тряпку на место — на теплую батарею. После этого она хорошенько вымыла под краном покрасневшие руки, а потом и ноги — сначала одну ногу, потом другую — и вытерла их полой своей спецовки. — Ничего, — сказала Настя. — Вечером простирну. И Кате опять так понравилось это ладное, свежее, как вода, Настенькино словцо «простирну», что ей захотелось поскорей пойти домой и тоже что-нибудь «простирнуть». — Ну, Катя, — сказала наконец Настя, — все! Управилась. Сейчас переоденусь, и пойдем писать. Настя повела Катю в одну из двух комнат, где жила семья Егоровых. В этой комнате Катя еще не была ни разу. У одной стены стояла большая кровать со взбитыми подушками, а у другой — диван. — Какая высокая кровать! — сказала Катя. — Кто на ней спит? — Наша бабушка, — ответила Настя. — Бабушка любит перину и подушки, она ведь старенькая. А мама не любит спать на мягком. На стене возле бабушкиной постели красовалась в рамочке какая-то фотография, а над ней — тоже в рамочке — висела, поблескивая за стеклом золотыми буквами, почетная грамота. На фотографии была снята большая группа каких-то незнакомых Кате женщин, а в переднем ряду она узнала Настину бабушку. Бабушка сидела очень прямо, положив на колени темные руки с узловатыми пальцами. — Она у вас, наверно, очень строгая? — спросила Катя, вглядываясь в фотографию. — Ну что ты! — удивилась Настя. — Она только на карточках такая. — А с кем это она снята? — Со своим цехом. Тут все — ткачихи, с бабушкиной фабрики. Она знаешь сколько там проработала? Сорок лет почти! — Ого! — сказала Катя. — Значит, когда мой папа был еще совсем, совсем маленький, твоя бабушка уже работала на фабрике? — Ну конечно, — спокойно сказала Настя. — А вот это — бабушкина почетная грамота… Ну, садись за стол. Я сейчас принесу чернильницу, бумагу и ручку. Стол был накрыт вышитой скатертью с бахромой, а сверху лежала другая скатерть, из пластмассы — прозрачная. «Вот хорошо, — подумала Катя, — и вышивку видно, и не пачкается». Катя села писать, а Настя стала рядом, коленями на стул, и, медленно расчесывая свои прямые русые волосы круглым гребешком, сказала: — Ну, пиши: «Дорогая Людмила Федоровна!» «Дорогая Людмила Федоровна!» — вывела Катя самыми красивыми буквами, какими только могла. Написала и призадумалась. — Ну что ж ты? — спросила Настя. — Пиши: «Как вы поживаете?» Катя пожала плечами: — Мы же и так знаем, как Людмила Федоровна поживает. — Что ж из этого? — усмехнулась Настя. — Так всегда пишут в начале письма. Но Катя все-таки сомневалась, хорошо ли так начать, и обдумывала, как бы написать иначе. — Ну что там думать? — сказала Настя. — Надо спросить, как ее здоровье, и написать, что весь наш класс кланяется и шлет привет. — Хорошо, — сказала Катя и написала: «Как Вы поживаете? Позволяют ли Вам доктора разговаривать? Все мы очень беспокоимся и желаем Вам поскорее поправиться». Настя через Катино плечо прочитала эти строчки. — Хорошо! — с удовлетворением сказала она. Катя поморщилась: — Хорошо, но неинтересно. — Как это — неинтересно? Письма так и пишут. Это же не рассказ! Катя с сомнением покачала головой: — Нет, все-таки лучше, чтобы было интересно. — Не знаю, может быть, — сказала Настя задумчиво. — Ну а что ты хочешь дальше написать? — Надо же рассказать Людмиле Федоровне, как у нас теперь все идет в классе. — А думаешь, это ей интересно? — Ну конечно! Ведь это же Людмила Федоровна! Я думаю, даже и Петру Николаевичу это будет интересно. И Катя, наклонив голову набок, стала быстро писать: «У нас теперь все очень хорошо. Анна Сергеевна к нам совсем не придирается. Сегодня она нам сказала: «Сядьте как вам удобнее, но только не вразвалку». Тут Катя остановилась, не зная, какие найти слова, чтобы показать, кто как устроился за партой. Если бы она не писала, а разговаривала с Людмилой Федоровной, она бы попросту показала, кто как сел. Но написать про это было очень трудно. — Счастливые люди — писатели, — сказала Катя. — Пишут так же, как все люди — буквами, отдельными словами, а в книгах получается все как в настоящей жизни! Я бы, кажется, сто лет подряд писала книгу, и все-таки у меня ничего бы не вышло. — Еще бы, — сказала Настя, — на то они и писатели. Но у тебя тоже очень здорово получается. — Нет, у меня не так. Как это они пишут? Ведь это можно с ума сойти — так трудно! — Ну ладно. Пиши дальше! Катя решительно обмакнула перо и стала писать: «Сели мы и приготовились слушать. И вот Анна Сергеевна начала нам рассказывать про Москву. Про то, как наш народ во все времена защищал нашу древнюю столицу». — Напиши, что это по истории, — подсказала Настя. |