
Онлайн книга «Универсальный саквояж миссис Фокс»
– Жюль Верн, например, – подумав, ответил Джейк. Волан вел себя уже получше. – Ну, или Фенимор Купер. Никакой реакции со стороны господина Гландау. – Ну, еще Конан Дойль, конечно. Волан продолжал тенькать туда-сюда. Господин Гландау продолжал молчать. Конечно, если не считать команды «апорт!» – А тут еще писали про одного такого, – Джейк изо всех сил не обращал внимания на это унижение, – Лондон фамилия – не слышали? – Почему? Слышал, – господин Гландау поправил медальон в вырезе рубахи. – Читали? – Пробовал. – Не понравилось? – поинтересовался Джейк. Господин Гландау небрежно-элегантным жестом пригладил шевелюру. – Я не читаю подобного. – Bon, – Д.Э. старательно прицелился. – А что же вы читаете? Тут господин Гландау дал промашку и нагнулся за воланом. – Да все это, – произнес он с неудовольствием, – вообще читать невозможно. Глава двадцать девятая. Возможности импровизации
В свою комнату удалось попасть только к десяти, да и то потому, что в лабораторию, где господин Гландау демонстрировал дело своей жизни, пришла мадам с вежливым напоминанием о том, что в умывальной мальчиков творится Бог знает, что. Хорошо, что она не услышала последней фразы супруга. Карточки, все до одной, были странного желтого оттенка (плохая выдержка), с мутными (бумага дурного сорта), слишком светлыми (мальчики неплотно задернули занавеси) фигурами и тому подобным, относящимся к общей формулировке «в этом заведении вообще спокойно работать невозможно». – Рано или поздно, – говорил Джейк за несколько секунд до этого, понимая, что должен хвалить фотографа, но не в силах этого сделать, – рано или поздно вы набьете руку. У вас получится. Когда что-то любишь, всегда… «Фотография – моя единственная возможность побыть в покое в этом сумасшедшем доме!» – с трудом понял он из того, что ответил по-французски господин Гландау. Прежде, чем Д.Э. успел решить, как лучше ответить, вошла мадам. Лицо ее супруга немедленно сделалось лицом человека увлеченного, занятого крайне и некоторым образом даже не от мира сего. Ровно через тридцать секунд дверь закрылась, оставив господина Гландау наедине с делом всей его жизни, – Je suis tres content que vous aimez le sport, monsieur Sammers! [5] – сухо сказала мадам. – Но хотела бы попросить впредь не отвлекать моего мужа от работы бадминтоном! Он человек легкий, с удовольствием поиграет с вами, когда у него найдется свободная минутка, но, прошу вас, запомните: господин Гландау круглые сутки вертится, как белка в колесе! * * * То, что творилось в умывальной, когда туда вошел новый учитель гимнастики, лучше всего описывается как… – Ох, ничего себе! – высказался Джейк. С момента, как палубный Саммерс покинул китобой «Матильда», он не испытывал ничего подобного. И даже более того: он вообще подобного не испытывал. Д.Э. небрежно оперся о косяк. Постоял немного в таком положении. – Так-с, – сказал он, слегка придя в себя. И рявкнул: – Тихо чтобы было! Тишина действительно настала – секунд на пять, не меньше. Учитель набрал полную грудь воздуха. – En silencio, hijos de puta! [6] Воцарилась тишина. Д.Э., которому тоже нужно было воспользоваться умывальной, понял, что выходов у него теперь два: встать в общую очередь или же проследовать к корыту первым – по праву старшего. Второе представлялось более правильным с точки зрения воспитательной, но несколько конфузным со всех остальных точек зрения. Поэтому он велел подопечным вести себя тихо, шевелить задницами, в смысле, мыться и укладываться побыстрее, грозно пообещал «через пять минут прийти, проверить» и с чувством выполненного долга отправился к себе в комнату. – …Шведская гимнастика направлена на выработку… поддержание… ну, это я уже слышал, – …и включает определенное количество тщательно подобранных упражнений. Тогда как немецкая, наоборот,… Джейк перевернул страницу. За стеной, в дортуаре грохнуло – явно свалился кувшин. Послышался сдавленный смех и шепот. Потом кто-то запел, но почти сразу заткнулся. – …предполагает использование гимнастических аппаратусов, количество упражнений имеет неограниченное, предоставляет огромные возможности для импровизации… для импровизации… для импровиза… * * * Утро, столовая пансиона мадам Гландау Чертовски хотелось курить. Искатель приключений не привык вскакивать в половине седьмого утра, чтобы сопроводить к завтраку два десятка гаденышей. Между столами ходила мадам и покрикивала: – Vite, les garçons, vite! Что вы, как сонные мухи! Кукурузная каша не успела остыть до съедобного состояния, колени подпирали стол, писклявый очкарик ныл что-то про чай, приходилось все время вскакивать, чтобы мерзким вежливым голосом сказать: «Мальчики, тихо!», – в общем, дело было плохо, и никак не хотело становиться лучше. Завтрак кончился. В голове была тоже каша, еще более жидкая, чем в столовой. До книг жаждущий знаний учитель гимнастики не добежал: нарвался на господина Гландау. Господин Гландау был еще более в настроении, чем всегда, партия в бадминтон затянулась, нервы Д.Э., косившего в сторону здания пансиона, не идет ли, не дай Бог, мадам, натянулись, как струны, да еще и гимнастический зал оказался неизвестно, где. – Где он? Почему я должна бегать и искать? Д.Э. Саммерс, только что закрывший за собой дверь со двора, насторожился. – С минуты на минуту начнется занятие, а он где-то шляется! Над входом со стороны двора тоже были часы. Джейк смотрел на них перед тем, как войти, и показывали они тогда без пятнадцати двенадцать. У него должно быть не меньше десяти минут! – Кто-нибудь может сказать мне, где этот идиот? С этими словами мадам Гландау прошуршала юбками по ступенькам. – Мистер Саммерс! – дружеская улыбка на ее лице была внезапной. – Вот вы где! Я как раз вас ищу! Скорее пойдемте в зал, вы же его еще не видели! Гимнастический зал располагался в отдельном крыле. Вел туда маленький коридор, дверь в которую Д.Э. принял за кладовку или отдельный вход в кухню. Огромное помещение с застекленным потолком все было уставлено перекладинами в несколько ярусов, «конями», увешано трапециями, кольцами и веревочными лестницами. На полу в пугающем изобилии лежали гири, гантели и штанги. Через высоко расположенное окно в зал пробивалось солнце, бессовестно обнаруживая пыль. |