Онлайн книга «Та сторона, где ветер»
|
– Ой, это Санька! – удивился Илька. – Ходит уже. Санька не обратил на Ильку внимания. Смотрел он только на Генку. Пристально и строго. Потом сказал: – Дядя… – Сам ты дядя! – обиделся Генка. Санька опасливо попятился, повернулся, полез через порог и шумно шлепнулся. Подумал и нерешительно захныкал. В доме захлопали двери, и на пороге появилась Яшкина мать. Видимо, она удивилась, заметив ребят. Может быть, даже не узнала в первый момент. Не отрывая взгляда от мальчишек, машинально подняла Саньку, машинально хлопнула пониже спины, вместо того чтобы отряхнуть и успокоить. Санька, видно, привык к таким вещам. Реветь не стал, а снова взглянул на Генку и повторил: – Дядя. Яшкина мать вдруг заулыбалась. – Дядя, – ласково сказала она. – Дядя Гена. И дядя Илька. И еще дяди… Яшины дружочки пришли к Яшиной маме. Проходите в дом, ребятки. Я и не узнала поначалу-то… Видишь, Саня, какие хорошие мальчики! Санька был, однако, иного мнения. Он для верности опустился на четвереньки и, сопя, полез через порог подальше от подозрительных мальчиков и дядей. – Здравствуйте, – запоздало сказал Шурик. Подталкивая и пропуская вперед друг друга, они прошли в дом, куда раньше входили не часто и не очень охотно. Не было в комнатах ни траурной темноты, ни заброшенности. Рыжие пятна вечернего солнца лежали на половиках. Тонкий оранжевый луч насквозь пробивал аквариум и рассыпался на полированной спинке кровати. На заляпанном кляксами столике, где Яшка всегда готовил уроки, спал серый котенок. Над ним отчетливо стучали часы. Вошла Яшкина мать, начала торопливо двигать стулья. – Садитесь, ребятки. Жалко, отца-то нет. Он уж сколько раз говорил: «Хоть бы дружки Яшины пришли». «Скоты мы все-таки!» – подумал Генка. Они усаживались, молчаливые, подавленные, хотя мать Яшки казалась вовсе не печальной, даже веселой. – Садитесь, Гена, Шурочка… И ты, мальчик. Ты уж извини, я что-то не припомню тебя. – Это Владик, – сказал Илька. – Ох, Владик… Яшенька-то говорил. Вылечился, значит? – Наполовину. Один глаз, – сдержанно сказал Владик. Видимо, неловко ему было говорить о своей радости, когда здесь такое горе. – Яшенька-то все письмо писать собирался. Какие-то марки чтобы ты купил в Одессе. А я говорю: «Не смей! Мальчик в больнице, у него беда такая, а ты со своими марками суешься». Он и не стал… Он уж над этими марками прямо с ума сходил. Даже спать с альбомом ложился. Я теперь берегу альбом-то. Вроде и ни к чему он, подарить бы кому-нибудь, а жалко. – Я думал, альбом вместе с сумкой потерялся, – осторожно заметил Генка. – Он ведь все время в сумке лежал. Мы в школе сколько раз смотрели. – Так ведь и сумка у меня. Ничего не потерялось. – Отдали в милиции? – Все отдали, до последней бумажечки. Только ремешок порван. Я им говорю: «Не могли уж поосторожнее, чтобы не порвать?» А они говорят: «Так и было». – А можно посмотреть? – спросил Илька. Он меньше всех смущался. Он торопился узнать главное. Яшкина мать не удивилась просьбе. Вышла и вернулась с сумкой, шлепнув на ходу подвернувшегося Саньку. Вот она, сумка. Яшки нет, а она есть. Все такая же. Старая, много раз битая ногами. С учебниками и тетрадями, которые Яшка нес из школы в последний день… Ремешок был засунут внутрь, Генке пришлось вытащить все учебники, чтобы достать его. Посыпались огрызки карандашей, бумажки, резинка. И наконец брезентовая спираль ремня развернулась, открыв чернильные буквы. Слово было написано крупно и четко. Будто Яшка оставил пароль, чтобы ребята разгадали, как он погиб. … Яшина мать плакала. Не очень сильно, просто слезы текли по щекам, и она вытирала их Санькиным тряпичным картузиком. – Посмотреть бы на мальчиков этих… – Мы попросим. Они придут, наверно, – пообещал Генка. – Отца-то нет. Он к брату в деревню уехал. Он ведь не работает сейчас, не может пока. Когда беда-то случилась, у него руки отнялись. Два месяца двигать не мог… Шурик аккуратно укладывал в сумку учебники. Генка смотрел и думал: «Он старается так, будто завтра с этой сумкой кто-то пойдет в школу». Они вышли из Яшкиного дома. В этом доме не было завешенных окон и никто не говорил приглушенным голосом, а горе все равно не уходило оттуда, и люди жили с ним вместе. Генка шагал впереди и глядел себе под ноги. Не оборачиваясь, он пообещал: – Илька, козел рогатый, если еще будешь на обрыве акробатничать, шею измочалю! – Хочу и буду, – сказал Илька ровным голосом. Генка взорвался и заорал: – Я тебе покажу «буду»! Ты грохнешься, и наплевать тебе на все! А у других руки будут отниматься, как у Яшкиного отца! Илька сказал со спокойным вызовом: – У меня нет отца. Он умер. Может быть, Илька ожидал, что эти слова смутят Генку. Но Генка был слишком злой сейчас. – Мать-то ты еще не свел в могилу? Вот и подумай о ней. Яшка хоть двух человек спас, не зря убился. А если ты грохнешься, твоей матери и вспомнить нечего будет! Илька не ответил, потому что хотелось заплакать. Владик вдруг нагнал его и пошел рядом, словно захотел молча утешить. Генка оглянулся на них. Шли они, касаясь друг друга плечами, оба тонкие, темноволосые, похожие. Как два брата – старший и младший. Но они не были братьями. И, остывая, Генка сказал: – У Яшкиной матери хотя бы Санька имеется. А если ты трахнешься, кто у твоей матери останется? – Тебе-то что? – неохотно огрызнулся Илька. – Козел!.. – вздохнул Генка. Владик тихонько засмеялся. И, наверное, чтобы совсем загладить размолвку, вмешался Шурик: – Я и не знал, что у Яшки брат есть. – Санька? – откликнулся Генка. – Это двоюродный брат его. Яшкина тетка с мужем развелась, а Санька ни ей, ни мужу не нужен. Мне Яшка зимой говорил. Вот они и взяли. Дальше шли молча. К Илькиному дому. Был уже настоящий вечер. Ушло солнце, и в воздухе стоял запах реки и теплого асфальта. Шурик вдруг спросил: – Что с этой бумагой делать? – Он вертел в пальцах мятый листок. – Забыл в сумку положить. Смотрите-ка, сочинение. – Прочитай! – потребовал Илька. – А можно? Не наше… – Да читай ты! – досадливо сказал Генка. Они остановились посреди тротуара. Илька встал на цыпочки, чтобы заглянуть в бумагу, которую Шурик держал у близоруких глаз. |