
Онлайн книга «Жизнь среди людей»
Я снова почувствовал пустоту в груди. Когда я прочитал «Властелина колец» и «Сильмариллион», то мне не с кем было обсудить, не с кем ждать фильма, и на «Хоббита» в декабре я даже не сходил. Но зато я смотрел «Стар трек» с Викой и Владом. Это тоже было очень здорово, хотя всего один раз. Я вышел помыть руки, а когда вернулся, Ольга Алексеевна и Кирилл рассуждали о разнице естественных наук и точных. – Да-да, – кивнула Ольга Алексеевна, – Идеальный язык Вселенной, математические модели, абстракции. Но модели не учитывают всех характеристик объекта. – Модель и не должна учитывать все характеристики объекта. Только самые необходимые. Зачем при моделировании стула учитывать его цвет? – Да, ты прав, незачем. Только вот к реальному миру это отношения не имеет. – Как не имеет? Математическая модель создается специально для изучения какого-то объекта в существующем мире. – Но есть расхождения. Всегда есть расхождения. Идеальные модели в реальном мире. – Это называется погрешностью. Математики стараются свести их к минимуму. Без математических моделей и обобщений мы бы не могли разобраться в законах Вселенной. – Вы про количество пространств в М-теории? – спросил я. – Вроде того. Обсуждаем методологию научной работы, – Кирилл засмеялся. – У нас на учебе такой предмет был. Я кивнул, завороженный их словами. Без обобщений невозможно разобраться в законах Вселенной. Расхождения. Свести погрешности к минимуму. Идеальные модели в реальном мире. В М-теории 11 измерений. В человеке – в миллион раз больше. – А ты куда хочешь поступать? – спросил Кирилл. – Вы мне? – спросил я. – Ну я думал изучать генную инженерию. Хотя теперь меня больше интересует нейробиология. – Неплохо, – он улыбнулся. – Кстати, вопрос по теме, которую мы только что обсуждали: ты знаешь, в чем разница между физикой и биологией? Я немного растерялся, но вопрос показался мне интересным. – Это естественные науки в отличие от математики, так что… Ольга Алексеевна одними губами произнесла слово: – Живой. – Мм. Биология изучает живую природу, а физика… в основном явления, которые сложно назвать материальными. Скорость, время, инерция. – А ты головастый, – Кирилл приподнял левую бровь. Его брови были светлее, чем волосы и бородка, но ненамного. Рецессивные признаки. Странно, но он мне уже нравился. Он был взрослый, но не такой, как остальные. – Леша пропустил два класса, – Ольга Алексеевна улыбнулась. – Он очень умный. Хорошо, что она не добавила «мальчик». Это словосочетание жутко раздражало. – Круто. Два сэкономленных года. Если сравнить школу с тюряжкой, то считай, что тебя выпустят досрочно, – Кирилл подмигнул мне. Я опустил глаза. Наверное, впервые в жизни при упоминании моих особенностей я не почувствовал угрозы. От этого почему-то захотелось прослезиться, но в туалет я уже отходил, поэтому я начал рыться в рюкзаке, опустив глаза. Ольга Алексеевна отошла помыть руки, а мы остались за столом вдвоем с Кириллом. – Вам нравится жить в Санкт-Петербурге? – спросил я. – Да, вполне. Хотя иногда он кажется очень глючным. – Глючным? – Мало солнца, много дождя, ну ты понял. Я не понял, но решил не уточнять, тем более нам принесли заказ. – А я после третьей четверти возвращаюсь в Санкт-Петербург, – сказал я, – Я там раньше жил. – Тебя поздравить или посочувствовать? Я пожал плечами и придвинул к себе мороженое. К нам вернулась Ольга Алексеевна. – О, наконец-то принесли. Приятного аппетита, – сказала она. Мы тоже пожелали ей приятного аппетита и стали есть. Кедровое мороженое оказалось странным, но вкусным. – Кстати, – сказал Кирилл, отвлекшись от очень вкусно пахнущих драников, – Я в мае организовываю поэтический вечер? Не хочешь прийти? – Я? Он кивнул мне. – Да, я могу прийти послушать. – А сам ты не пишешь? – спросил Кирилл. – Ну пишу. Только никто… – я запнулся, – Я стараюсь никому не показывать. – Почему ты не говорил, что пишешь стихи? – спросила Ольга Алексеевна. Я пожал плечами. Слишком много вопросов. – Может, ты захочешь выступить? – улыбнулся Кирилл, – Оля вот будет выступать со своими стихами. – Нет, я не смогу выступить. Я плохо пишу. Но я бы хотел прийти посмотреть. Если можно. – Конечно, можно, – улыбнулся Кирилл и вновь принялся есть драники. А мне отчего-то стало грустно. Я ведь хотел, чтобы меня услышали. Я писал, чтобы что-то выразить. Что-то сказать. Но сейчас я понял, что слишком плохо говорю. Я молча ел мороженое, а Ольга Алексеевна и ее друг разговаривали о чем-то. Потом Кирилл встал из-за стола и пошел куда-то. Очевидно, в туалет. – Кстати, я прочитала «Франкенштейна», – сказала Ольга Алексеевна. – Да? И как вам? – Ну я тоже очень удивилась, когда Виктор ушел гулять. Но потом я почитала немного о Мэри Шелли. И, как выяснилось, ее муж не слишком интересовался ею, когда она была беременна. Их ребенок умер, но его не было рядом. – И что это значит? – Это значит, что он ушел погулять, оставив своего ребенка без внимания. Как Виктор Франкенштейн оставил свое творение. Эта аналогия все меняла. – То есть это был… крик о помощи? – Возможно. Но Мэри Шелли любила своего мужа, и он ее любил по-своему. Однако он изменял ей с разными мужчинами и женщинами. Она не могла этого понять. А потом он утонул. Я непроизвольно хихикнул, хотя это было не смешно. Затем помотал головой. – Все очень сложно. Отношения и эмоции. Ольга Алексеевна просто кивнула. – Ты точно не хочешь поучаствовать в поэтическом вечере? – Я… хочу. Но боюсь, что надо мной будут смеяться. – Никто не будет над тобой смеяться. Если тебе страшно, то пусть сначала твои стихи почитает кто-нибудь другой. – Мои одноклассники читали и смеялись. – Они смеялись не над стихами. – А над чем? – Над тобой. Думаю, им все равно, какие стихи ты пишешь. – Но я боюсь выступать перед людьми. Я не смогу. – Ты сможешь. Надо только немного потренироваться. |