Книга Коллекция в бегах, страница 28 – Валерий Гусев

– Ща взлетит! – сказал Алешка. – Охренеть!

Я щелкнул его по затылку: в моем доме попрошу не выражаться.

– А маме можно, да? – обиделся Алешка, но тут же переключился на предстоящий безмоторный полет.

Это было красиво! Тропка оборвалась, а турундыка плавно продолжила свой бег. И красиво приземлилась прямо в пруд. В воздух взлетели грязнющие брызги. Прямо было похоже на красивый взрыв. Черного цвета.

– Наш авиалайнер «Кощей», – холодно прокомментировал Алешка, – приземлился в аэропорту «Черная грязь». Сейчас граждане и господа пассажиры потребуют холодный душ или горячую ванну со стиральным порошком. – И добавил уже другим тоном: – Только «Кощея» жалко. Был белый, стал черный.

Черным стал и бывший зеленый в полосочку Арбуз. Он стоял по колено в илистой воде, и на него было страшно смотреть. С него ручьями текла жидкая пахучая грязь.

– А ты не воруй, – сказал Алешка поучительно. – И не рой другому грязную яму.

Но что-то в его детском сердечке шевельнулось.

– Дим, бери ведра, пошли на колодец. Надо же ему отмыться. А то всех семеновских ментов распугает.

– Вы куда? – спросила мама.

– За водой, – на бегу отозвался Алешка. – Фрукты мыть. В виде грязных арбузов.

– С вами не соскучишься, – только и успела сказать нам вслед мама.

Это точно. От скуки с нами не умрешь. Разве что – от смеха.

Ведра с водой мы притащили к пруду вовремя. Опергруппа стояла на берегу и пыталась выманить на него это страшное чучело. И не леший, и не водяной, а неизвестно что. Не арбуз, во всяком случае.

Он стоял на том же месте и приговаривал, стуча зубами:

– Славно! И куда же я в таком виде?

– Куда, куда? В тюрьму, – отвечали ему опера. – Вылезай, а то утонешь.

А наша турундыка спокойно плавала рядом. Ну что ж, лебеди ведь тоже не всегда летают. Они ведь еще и плавают.

– Буду тут стоять! – заявил Арбуз. Бывший Арбуз.

– Там пиявки, – крикнул ему Алешка. – Они уже в вас впиявились. Сосут вашу кровь.

– Им же хуже, – ответил Ван Ваныч. – Отравятся.

– Ну хватит, гражданин! – решительно сказал майор. – Сдавайтесь.

– А мне зачтется?

– Что зачтется?

– Что я добровольно явился из пруда с повинной. И буду оказывать помощь следствию.

– Где остальные картины? – спросил Павлик. Для пробы – как он будет сотрудничать со следствием.

– Не скажу! – выпалил Ван Ваныч. И без перехода затарахтел: – В надежном месте. В банке «Капитал». В ячейке под номером «раз-два-три». Довольны? Очень славно…

– Это еще надо проверить, – сказал майор. – Я пошлю своего сотрудника в банк, он наведет справки, завтра мне доложит, а вы пока постойте в грязи.

– С пиявками, – добавил Алешка. – У них к вечеру такой славный аппетит.

Ван Ваныч поежился:

– А эта вода в ведрах для кого?

– Для вас.

– А шампунь принесли?

– От собачьих блох, – сказал Алешка. – Вы, наверное, их в будке набрались.

Кому, конечно, было здорово, так это понятым. Они так на все это смотрели, так слушали, будто хотели запомнить наизусть. И потом ходить по дачным поселкам, по окрестным деревням и рассказывать в каждом доме, в каждом дворе, как они арестовывали полковника милиции, который загнал бандита в болото и его там сожрали пиявки. И даже шампунь от собачьих блох не помог.

– Ладно, – согласился наконец Ван Ваныч, – иду с повинной. Расступитесь!

И он зашагал к берегу. И мы все расступились.

Первое ведро Ван Ваныч поднял над головой и целиком вылил его на себя. Потом отошел от этого места, где образовалась грязная лужа, и стал плескаться во втором ведре, приговаривая:

– Хорошо, что не зима, а лето на дворе. Зимой холоднее было бы.

– Зато пиявок зимой нет, – сказал Алешка и скомандовал: – Дим, тащи еще два ведра. Он только грязь по себе размазал. Мойдодыр!

Я таскал воду на пруд почти до обеда. Ван Ваныч отмылся, простирнул одежду, отжал ее и разложил на берегу для просушки. Все терпеливо его ждали.

– Может, наручники на него надеть, – шепнул Павлик майору.

– Обойдется, – ответил тот. – Куда он без штанов побежит!

Мы с Алешкой ополоснули ведра, отнесли их домой и принялись за спасательные работы – стали вытаскивать на берег турундыку. Лезть в эту черную жижу нам не очень хотелось, поэтому мы привязали к длинной веревке что-то вроде крючка из длинного гвоздя, забросили его в кабину и вытянули турундыку на берег.

А тем временем обсохшего Ван Ваныча уже усадили в машину.

– Ни фига! – выразил Алешка свое возмущение. – А кто будет мой самолет отмывать?

– Он и отмоет, – хмуро сказал майор. – Лет через пять.

Что ж, подождем. И мы покатили турундыку домой.

– В калитку не вкатываем, – предупредил меня Алешка, – тетя Марта напугается.

– Тетю Марту трудно напугать, – возразил я. – Она у нас закаленная.

И я не ошибся.

– Что за крокодил? – спросила мама. – Где это вы его поймали?

– Это особый крокодил, – сказал Алешка. – Он мочалки жрет. Как галок.

– И в нем арбузы летают, – добавил я.

А мама только вздохнула. Она у нас закаленная.

После завтрака Алешка потащил меня в кузню. Кощей уже вовсю стучал в наковальню: чинил чей-то раздолбанный велосипед. Этот велосипед, похоже, свалился с балкона двадцатого этажа. Или, что вернее – высоток в нашей местности еще не наблюдалось, – врезался со всей дури в бетонную стену.

Если бы мне пообещали миллион за то, чтобы я починил этот комок железа, я бы ни за что не согласился. А Кощей только посвистывал, да время от времени вытягивал то из-за одного, то из-за другого уха очередную папироску. И у нас на глазах бывший велосипед разобрался на все свои составные части.

А дальше пошло: два-три десятка легких ударов по трубкам рамы, разогретой в горне, и она, как по волшебству, приняла свой первоначальный вид. Потом Кощей, посвистывая и покуривая, выправил обод переднего колеса, перетянул спицы, приладил руль, склепал разорванную цепь. Затем все это снова собралось в одно целое. Велосипед возродился. Осталось только покрасить раму и накачать шины.

Мы, конечно, помогали чем могли. Особенно – Алешка. Он даже не слушал команды Кощея – угадывал наперед: какой подать инструмент, когда подкачать воздух в горн, где придержать.

– Молодец! – похвалил его Кощей. – Хороший из тебя коваль выйдет. Хочешь кузнецом быть?

– Не, – отмахнулся Алешка, – я летать хочу.