Онлайн книга «Тамплиер. На Святой земле»
|
– Вроде поровну получилось, – подвёл итог Пантелей. – Я представляю, если бы ушкуй кому-нибудь по суду отдали, пусть и в казну. – А теперь пусть берут, – засмеялся кормчий. Он ссыпал свою часть в кожаный мешочек. – Ты погоди, я тебе парусину принесу, узелок сделаем. Кормчий принёс кусок парусины, ловко увязал узел, ссыпал монеты и ценности. – Я свою часть дома разделю на всех вдов, завтра же раздам, – заверил он. – Не сомневаюсь. А я в монастырь, Фотия проведать. Александр попрощался с Пантелеем, подхватил узелок, направился в монастырь. Из распахнутых ворот мужики выносили гроб с телом. У Александра сердце оборвалось. Неужели Фотий? Потом дошло – похороны на третий день бывают. К тому же чернецов хоронят внутри монастырских стен, стало быть, не Фотий. Дух перевёл. У ворот вчерашний послушник стоит, Александра узнал: – Жив твой страдалец! – Навестить хочу, где он? – Сейчас ворота запру, проведу. Послушник ворота на засов закрыл, провёл Александра в маленькую келью. На топчане лежал Фотий. Он и раньше худ был, а сейчас скелет, обтянутый бледной кожей. Но жив, дышит. Александр рядом уселся, на скамью. Фотий глаза открыл, почувствовав человека рядом. Александр его за руку взял – холодная. – Как ты, чернец? – Уже лучше, только пить охота, а монах Серафим не велел. – Это кто? – Лекарь. Вернее, монах, но дар целительский у него. Сказал – жить буду. – Вот и слушай его. Чего тебе надобно? – Всё есть. – Если одеяло принесу, не помешает? А то руки у тебя холодные. – Беспокоить не хочу. – Мне это не в тягость. А пока узелок у тебя оставлю. Саша сунул узелок под подушку Фотия. Сам на торг направился, выбрал одеяло пуховое, такую же подушку и перину. Вещи мягкие, да объёмные. Кое-как верёвкой стянул, на плечи взвалил. Послушник при воротах удивился: – Опять ты? – К Фотию. – А это что? – Перина, одеяло, подушка. Крови он много потерял, мёрзнет. – Давай помогу. Вдвоём нести сподручнее. В келье на пару подняли Фотия прямо на матраце, набитом сеном, на скамью переложили. Топчан периной устлали, на него бережно Фотия перенесли. Послушник-привратник старую подушку на лавку перебросил, под подушкой узелок обнаружил. – А это не тронь. Фотию подушку пуховую под голову подсунули, одеялом накрыли. У чернеца лицо сначала счастливым сделалось, потом по щеке слеза скатилась. – Больно? – встревожился Александр. – Никогда так мягко не почивал, – улыбнулся Фотий. Привратник взялся за старый матрац и подушку, собираясь вынести. – Погоди, проводи меня к настоятелю, – попросил Александр. – Не примет, – покачал головой послушник. – Скажи – дело важное, дар монастырю сделать хочу. Привратника не было долго. Фотий долго говорить не мог, слаб был. Вот что удивляло Александра – глаза монахов. Светлые, чистые по-детски. У горожан таких не бывает – хитрость в них, сомнение, соблазн, жадность читается. У него же, Фотия, – наивные, сразу понятно – камня за пазухой не держит и грехов не имеет, не то что у Александра. Молод, а руки по локоть в крови, хоть и не тать он и не кат. Тяжко на душе временами бывает. Возьми Савелия: наказал подлеца, а имел ли право жизнь отнять? Ведь не судья, такой же гражданин, как и Савелий. Не повезло Александру встретить на пути новгородского кормчего. Будь слабее духом, сам бы в лихую разбойничью шайку влился и кем стал в итоге? Убийцей. Тихонько вошёл привратник: – Спит? – Не сплю, – откликнулся Фотий. – Блаженствую. Мыслю – в раю так же мягко и удобно. Ещё бы брюхо не болело. – Настоятель Иов примет тебя, я провожу. – Фотий, я завтра навещу, ты только выздоравливай. В жилом здании монастыря прохладно, если не сказать холодно. И то – стены каменные толстенные, пол и своды тоже из камня. Коридоры узкие, едва освещены свечами. В келье у Фотия оконце в два тетрадных листа, слюдой закрыто. Свет дневной едва проникает, зато наледь на слюде, одна защита – от ветра. Скорее аскетично. Привратник постучал в дверь, получив ответ, вошёл сам и пригласил Александра. В большой комнате темновато, воском пахнет. Александр не сразу настоятеля разглядел. Трудно увидеть человека в чёрной одежде в тёмной комнате. Голос слева: – Назовись. Александр на голос повернулся. Настоятель, сидевший на лавке с книгой в руке, встал. – Александр в крещении, житель новгородский. – Фома сказал – видеть меня хочешь? – Пожертвование монастырю сделать хочу. – Отдал бы привратнику. – Побоялся, больно много. Александр прошёл вперёд, положил узелок на стол, развязал. Потом отступил, повернулся к образам в углу, перекрестился, поклон отбил. – С этого начинать надо было, – укорил Иов. – Темно у тебя тут, да и растерялся слегка. – Фома, подай подсвечник. Привратник зажёг от горящей свечи ещё три в подсвечнике, поставил на стол. Засверкало злато-серебро, драгоценные каменья заиграли лучиками. – Столь богат ты или неправедным житием нажито? – сурово спросил Иов. – Неправедным, но не мной. Не беспокойся, я не украл, считай – нашёл. – Ну что же, на полезное дело пойдёт. Стены укрепить в монастыре надо, трапезную для братии расширить. А что хотел-то? Настоятель полагал, что Александр взамен попросит что-нибудь. – Оставь Фотия при монастыре, не отправляй в Новгород. Слаб он, для него дорога в тягость будет. – Что не за себя просишь, похвально. Ступай. Александр с Фомой вышли. Фома к выходу его повёл. – Суров у вас настоятель, – заметил Саша. – Сам знаешь, великие князья меняются едва не каждый год, всем от владыки и настоятеля что-то надо. Фома замолчал. Видимо, знал больше, чужаку говорить не стал. Монастыри всегда строились как крепости, да, собственно, таковыми и являлись. В случае нападения неприятеля жители окрестных селений, посадов городских в них укрывались. Многие монахи и послушники раньше воинами были, оружием владеть умели, и врагу взять монастырь было непросто. Поэтому слова настоятеля об укреплении стен не для красного словца были, не для косметического ремонта. И затрат требовали больших – камень, известь и яйца для кладки. А уж мастера свои, из чернецов. |