Онлайн книга «В.Н.Л. Вера. Надежда. Любовь»
|
– Вера! Это Степнов! Сергей… Ну? – я бы не удивился, если бы она положила трубку. – О! – обрадовалась она. Так, будто нашла в придорожной пыли монетку. Зря ведь! – Вера, нам надо увидеться! Я бы хотел немного объясниться! – я покраснел даже перед телефонной трубкой. – Ну давайте… – ещё и на «вы». – Мы же перешли на «ты». – Давай, – несмело повторила она. Вера даже не знала, как со мной разговаривать, а я вот так. Что если на всю жизнь у неё останется сомнение в людском благородстве? Нет! Не сейчас! Чтобы отдать все материальные долги и разобраться с моральными, мне нужно было сбежать! – Где? Во сколько? Я подъеду… – Я вообще болею… Может быть, вечером? – Да когда угодно! – легкомысленно пообещал я. – Давайте в семь на «Владимирской»… – Вера, куда тебя несёт, больную? – услышал я голос за кадром. – Мама! – жёстко одернула её Вера. Связи ещё сильны… Ребёнок, отстаивающий свои права! – На выходе, – уточнил я. – Ну да… – Хорошо! До встречи! Только бы она пришла! Только бы… Я знал, что она появится раньше! Для этого совсем не обязательно иметь психологическое образование. Достаточно было поставить себя на её место! Эскалатор медленно волок меня вверх. За моими плечами в чехле болталась гитара. Вера, конечно, уже ждала. Я спрыгнул с уходящей под гребёнку ленты. Помахал ей рукой. Она робко ответила и улыбнулась. Поздоровавшись, мы вышли из полутёмного вестибюля на солнце. Прямо перед нами матовыми чёрными куполами возвышался Владимирский собор. Под ногами же копошились, предлагая несущественную снедь, бабушки. – Ты больная совсем, – посочувствовал ей я. Вера то и дело доставала платок, несколько раз тоненько чихнула. Кончик её носа покраснел, глаза слезились. – Да… – только и сумела сказать. Здешних забегаловок я не знал, а тащить Веру в первый попавшийся кабак, пусть даже и ради кофе, у меня не хватало духу. В Питере так – иной кофе вдруг окажется дороже бокала пива. И счёт принесут уже после того, как от твоего кофе останется лужица чёрной жижи. – Ну, куда? – спросил-таки я. – Здесь есть мороженица, – сообщила она, шмыгнув носом. – Только мороженицы тебе и не хватало! – проговорил я с родительской интонацией, но вовремя спохватился. – Заказывай… – разрешил я, пробежав глазами по цифрам. Она шумно высморкалась. Я закурил, наблюдая, как она выбирает десерт, склонившись к меню. Отросшая ещё больше чёрная челка наполовину закрывала её лицо. Подбородок она кутала в невесомое подобие шарфа. – Клубничное, – робко сказала она. – Может, всё-таки чаю с пирожным? – Нет, клубничное, – повторила она упрямо, пряча улыбку в шарфик. Я ограничился кофе. – Вера! – начал я, болтая ложечкой в чашке и не глядя в её сторону. – Вер, я уезжаю. Мне казалось, что я рушу её надежды. Что с этими словами она вдруг заплачет. Я подготовился к этой её реакции, даже не думая о том, что ей, Вере, уже может быть всё равно. – В Краснодар? – спросила она. – Да, – подтвердил я, краснея. – Вера, я урод! – признался вдруг я, от чего мне стало легче. Стоит сформулировать главное, чтобы потом всё остальное стало лишь подтверждением этого тезиса. – Я не хотел того, что вышло… Я сделал невероятное количество глупостей, за которые мне ещё придется заплатить! Я мог бы размазывать ещё долго. Каяться. Просить прощения. Давить на жалость. Но неизбежность перехода к главному и… и гнусному придавала моим раскаяниям ненужную сейчас легковесность. – Мне нужны деньги на билет! – оборвал я. О том, куда увянет разговор, если она простодушно скажет, что денег у неё нет, я старался не думать. – Деньги? – переспросила она. Мне показалось, что Вера превратилась в больного воробышка, так вдруг она нахохлилась, ковыряя ложечкой неестественно розовый, пышный десерт. – Я отдам тебе свою гитару, – продолжил я. Довод, придуманный мной, кажется, лишал меня хоть чуточки унижения. – А на чем же вы… ты будешь играть? – Вера казалась рассеянной. – Я не буду… – отмахнулся я, почувствовав, что сказал глупость, и, чтобы как-то разбавить неловкость, произнёс: – Почему ты никогда не называешь меня по имени? Она устало улыбнулась: – Стесняюсь… Будь она немного повзрослее, я бы постельно пошутил. Тут – не тот случай. – Деньги я тебе пришлю через две недели… И тут я заметил, что она сейчас заплачет. Собирающиеся в уголках глаз слёзы уже невозможно было приписать насморку! – Вера… – позвал я её. Слеза медленно потянулась по скуле, оставляя за собой блестящую дорожку. Вера же – улыбнулась. – Вера… Я приеду! – с надеждой в голосе проговорил я. Только кому – ей или мне – была нужна эта надежда? Она закивала головой. – Приезжай… Приезжай скорее, – забормотала вдруг. – Ну скажи… Скажи: «Серёга, приезжай!» – тормошил её я. – Се… Серёга… – всхлипнула она сквозь слёзы. Я пододвинулся ближе к ней и приобнял её за плечи. – Ну… Ну… – утешал я её, не до конца понимая, отчего она плачет. Мы поехали к ней домой. Я долго стоял внизу, у подъезда, ожидая, когда она вынесет деньги. Потом неловко прощались. Я снял с плеч гитару, поставил её перед Верой. – Вот, бери! – Я возьму! – сказала она. – Это – монетка! – В смысле? – не понял я. – Ну монетка. Которую кидают, чтобы вернуться, – она привела себя в порядок ещё там, в мороженице, и смотрела на меня сейчас чистыми глазами и немного улыбалась. – А-а… – Поезжай! Она тебя будет ждать. – Спасибо! Я пойду? – спросил её я. Поддавшись слабости, нагнулся к её губам. – У меня насморк, – сказала она и увернулась. Деньги были найдены! Больше ничего, кроме покупки билета, не связывало меня с этим городом. Я возвращался в моё пристанище. Контуры понятия «совесть» очерчивались всё яснее. А она – совесть – терзала меня, хотя в это, наверное, никто, кроме меня, уже не верил. На следующее утро я купил билет. Прямые поезда были давно забронированы. Оставались только те, что с пересадкой в Москве. Мне было всё равно! Лишь бы бежать вон из моего позора. Туда, где действительно можно зализать нанесённые Петербургом раны. |