Онлайн книга «Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти»
|
Она тянется было к своему перекусону, но в последнюю секунду кладет руку на кобуру. – Мэм, я был с другой стороны от спортплощадки, я даже не видел, как оно все случилось. – Вы же сказали, что были на математике. – Я сказал, что и это время шла математика. Она смотрит на меня эдак искоса. – Вы что, занимаетесь математикой за спортплощадкой? – Нет. – Тогда почему вас не было на занятиях? – Мистер Кастетт дал мне поручение, и я, типа, ну, в общем, слегка задержался. – Мистер Кастетт? – Наш учитель но физике. – Он что, и математику тоже преподает? – Нет. – Г-хррр. Знаете, в этой части картины у нас выходит сплошной серый цвет, мистер Литтл. Просто чертовски серый. Вы даже представить себе не можете, как иногда хочется стать Жан-Клодом Ван Даммом. Засунуть эту сраную пушку ей в задницу и удрать с фотомоделью из рекламы нижнего белья. Но вы только посмотрите на меня: шапка непослушных каштановых волос и ресницы как у верблюда. Морду мне слепили с бассет-хаунда: такое впечатление, что Бог использовал увеличительное стекло, чтобы ее как следует вытянуть. Мой персонаж в кино – из тех, что заблюют себя по самое нехочу, а потом приходит сестра милосердия и спрашивает, что случилось и как он себя чувствует. – Мэм, у меня есть свидетель. – Да что вы говорите. – Мистер Кастетт меня видел. – А кроме него? В коробке остались одни сухие косточки, и вот она между ними роется, чего-то ищет. – Куча народу. – Вот это да. И где теперь все эти люди? Я пытаюсь себе представить, где теперь все эти люди. Но память как-то не идет, а вместо нее наворачивается слеза, падает с ресницы и взрывается на столе как большая мокрая пуля. Я впадаю в ступор. – Вот то-то же, – говорит Гури. – Какие-то они теперь не слишком общительные, а, как вам кажется? Так что, Вернон, позвольте задать вам два простых вопроса. Первый: вы имеете отношение к наркотикам? – Э-э, нет. Она отслеживает мой взгляд вдоль по стеночке, а потом аккуратно загоняет его – стык в стык – под свой собственный. – Второй: у вас есть огнестрельное оружие? – Нет. Губы у нее вытягиваются в ниточку. Она вынимает из чехольчика на поясе телефон и пристально смотрит на меня, а палец у нее при этом висит над кнопкой. Потом она на ее нажимает. Откуда-то из холла начинает чирикать тема из «Миссия невыполнима», в телефонной обработке. – Шериф? – говорит она. – Зайдите в дознавательскую, вам будет интересно. Если бы у нее в коробке оставалось мясо, этого бы не случилось. И чувство разочарования заставило ее искать, чем еще себя утешить, это я понял, причем только что. Так что теперь я сам заместо мяса. Минуту спустя открывается дверь. В комнату вползает полоска бизоньей кожи, затянутая вкруг душонки шерифа Покорней. – Тот самый парень? – спрашивает он. (Нет, сука, блядь, я Долли Партон [2], собственной персоной.) – Сотрудничает со следствием, а, Вейн? – Я бы не сказала, сэр. – Дай-ка я поговорю с ним наедине. Он притворяет за собой дверь. Гури сволакивает со стола буфера, все четыре тонны, и отворачивается в угол, так, словно теперь ее больше нет. Шериф выдыхает мне в лицо густой гнилой вонью – как из половника плеснул. – Сынок, там снаружи стоят люди. И они очень нервничают. А когда люди нервничают, они скоры на расправу. – Но меня даже там не было, сэр, у меня есть свидетель. Он поднимает бровь с той стороны, с которой сидит Гури. Она семафорит ему в ответ, мол, все путем, шериф, мы с этим разберемся. Покорней выбирает в коробке от «Барби-Q» косточку почище, подходит к прилепленной на дверь фотографии и обводит воображаемым овалом лицо Хесуса, его затравленные глаза, и поверх лица и глаз – потеки крови. Потом поворачивается и перехватывает мой взгляд. – Он ведь говорил с тобой, правда? – Об этом – нет, сэр. – Но ты же не станешь отрицать, что вы с ним находились в близких отношениях. – Я не знал, что он собирается кого-то убить. Шериф поворачивается к Гури. – Вы обыскали одежду мистера Литтла? – Мой напарник обыскал, – отвечает она. – И нижнее белье? – Обычные, плавками. Покорней на минуту задумывается, прикусывает губу. – А вы заднюю часть внимательно осматривали, а, Вейн? Знаете, есть такие забавы, от которых у мальчиков сфинктеры становятся менее упрямыми. – Вроде чистые были, шериф. Знаю я, к чему вы, суки, клоните. В наших, блядь, местах всегда так, никто прямо не встанет и не скажет. Я пытаюсь хоть как-то поучаствовать в разговоре. – Сэр, я не голубой, если вы это имеете в виду. Мы с ним дружили с детства, я же не знал, как оно все обернется… Под шерифскими усами расцветает змеиная улыбка. – Значит, ты правильный парень, да, сынок? Тебе нравятся машины, тебе нравятся пушки, да? И девочки тоже? – Конечно. – Ну, ладно. Давай-ка проверим, правду ли ты нам говоришь. Сколько у барышни помещений, в которые ты можешь сунуть больше чем один-разъединственный пальчик? – Помещений? – Ниш – ну, дыр, в конце концов. – Ну, я не знаю – две. – Ответ неправильный. Шериф фыркает в усы, довольный, как будто он только что открыл самую охуенную на свете теорию относительности. Ёбаный в рот. В смысле, а мне-то откуда об этом знать? Я и палец-то в дырку совал всего раз в жизни; не спрашивайте в какую. И в памяти остался разве что запах, как в разгрузочной молочного магазина после ливня – размокший картон и скисшее молоко. И что-то мне подсказывает, что не ради этого люди вбухивают такие бабки в порноиндустрию. На другую мою знакомую это никак не похоже – по имени Тейлор Фигероа. Шериф Покорней роняет косточку в коробку и кивает Гури: – Запиши все это, а потом оформи задержание. И – скрып-скрип-скрып – выплывает из комнаты. – Вейн! – кричит сквозь дверь еще какой-то полицейский. – Пальчики готовы. Гури собирает руки-ноги в кучку. – Вы слышали, что сказал шериф. Сейчас я вернусь и приведу с собой еще одного офицера. И мы запишем ваши показания. |