
Онлайн книга «Пчелиный волк»
Отрубили Басе уши, Отрубили Басе хвост — Потому что непослушный, Потому что не подрос. Он сидит у теплой лужи И на солнце щурит глаз. Никому никак не нужен Полукровка-водолаз… Там было еще несколько куплетов, то есть строф. Стихи были какие-то грустные и мне не глянулись. Но это дело вкуса. Вполне допускаю, что какой-нибудь там восьмилетней Сирени они вполне бы понравились. Может быть, она даже всплакнула бы. Кипчак во всяком случае зашмыгал носом. Коровин молчал. Я же наблюдал за Пендрагоном. Пендрагон сделал отмашку большим пальцем левой руки. Трибуны засвистели. В претендента Ракитченко попали два яйца, несколько помидоров и голова дохлой кошки. Ракитченко кивнул трибунам и удалился в калитку. После Ракитченко выступали еще несколько претендентов со своими мадригалами, не имевшими большого успеха у публики. Публика подустала и хлопала уже неохотно. Все как-то ерзали и оглядывались, видимо, ожидали появления Иггдрасиля. Вот и седьмой претендент под свист удалился в калитку. С трибуны спустился сам Пендрагон. Стало тихо. – Сегодня я прочитаю поэму, – тихо сказал он. – Да!!! – завопил ведущий. – Пронзи нас поэмой! Пендрагон терпеливо посмотрел на ведущего, ведущий мелко поклонился и тоже убрался в калитку. – История этой поэмы похожа на нашу жизнь, – издалека начал Пендрагон. – Ее идею мне подсказал сам Персиваль во время наших бесконечных странствий по бескрайним просторам. Эта история про человека, до конца оставшегося преданным своим идеалам. В чем-то эта история про самого Персиваля… Пендрагон погрузился в раздумья. Произнес: – А недавно, несколько дней назад, мне во сне явился мой друг. И сказал. Сочиняй. Сочиняй поэму. Я взял бумагу и погрузился в сладкую пытку творчества. И создал. Поэма называется «Беспредел медведей в Тевтобургском лесу». Пендрагон поклонился, тряхнул головой, как бы отбрасывая со лба несуществующую челку. Очки шлема блеснули. И начал: Копыто бросив в стремень, Хлебнув целебный взвар, Решил германцам вставить Романский рыцарь Варр. Читал Пендрагон на удивление хорошо. С выражением. С любовью. Прямо Качалов [26] , суперджей, актер высокой исполнительской культуры. …И вперил в лес десницу, И двинул легион. И лес их Тевтобургский Объял со всех сторон. Тяжелая пехота Хромает не спеша. Кустарник раздвигая, Орешником шурша… Я подумал даже, что Пендрагон, пожалуй, занимался в хоре. Или в кружке народной самодеятельности. …За ней хиляет грозно Имперский суперстар. Сенатор, Консул, Всадник Квинтилий Публий Варр. Так часто бывает. У самого сочинялка туго работает, зато читает так, хучь в прорубь прыгай. Пендрагон продолжал. На нас обрушивались правдивые, искренние строки о нелегкой доле римлян, заблудившихся в Тевтобургском лесу. О нехватке чистой пресной воды и продовольствия, о происках многочисленных медведей, не одобривших вторжение римских центурионов в свою среду обитания. …Такой слегка голодный, Такой a la mouzshik Перебирает когти Со звуком «вжик-вжик-вжик». Я улыбнулся. И осторожно посмотрел на Коровина. Коровин мелко стучал головой о прутья клетки. …Хлебало не отвесив, Не осквернив седла, Варр Публий улыбнулся И молвил: «Смерть пришла! Пришла, старуха злая! Хорош фуфло молоть! Давай…» Медвежья лапа Вломилась с хрустом в плоть… Пендрагон попытался изобразить пассаж с вламыванием в плоть медвежьей лапы и неосторожно наступил кованым сапогом на хвост свинье. Свинья осуждающе завизжала, Пендрагон пнул ее и приступил к декламации завершающей части своей поэмы. На плазе Юлиана, Где вилла «Базилис», Есть скромная могила, Есть скромный обелиск. Читают дети надпись И роются в носу: «Погибшему в сражении В Тевтобургском лесу». Пендрагон замер. В наступившей тишине было отчетливо слышно, как бьется головой о решетки клетки эльф Коровин. Я испугался, подал знак Кипчаку, и тот лягнул заколбашенного эльфа ногой. Коровин очнулся. И тут взорвались трибуны. – Браво! – истерически завопил кто-то. – Браво!!! – заревела публика. – Отпад! Круто! Пространство наполнилось восторженным мявом. – Если не будем кричать, выпорют, – сказал сбоку Коровин. – Лучше кричать. И завопил: «Браво! Браво!» И загремел пятками о решетку. – Бис! – завизжал кто-то из первых рядов, и я ужаснулся: слушать балладу о приключениях медведей и прославленного римского полководца по второму разу мне не хотелось. Пендрагон кланялся. С достоинством так кланялся, как полагается кланяться геополитику. – Приветствуем поэта! – надрывался в мегафон ведущий. – Ура ученику самого Персиваля! – Ура! – орали трибуны. – Ура! На арену падали букеты. Падали, падали, падали… Когда букеты перестали падать, Пендрагон поклонился и собрал цветы. Строго поклонился. Сделал знак ведущему замолчать. И снова стало тихо. – Друзья, – прочувственно сказал Пендрагон. – Скажу больше – соратники! Я рад, что вы оценили мой скорбны… то есть скромный труд. Но в моей победе не только моя заслуга! Если бы в свое время гениальный Персиваль не преподал мне несколько бесценных уроков орфоэпики и звукописи, этот триумф был бы невозможен. На девяносто процентов это не моя победа – это победа Великого Персиваля! Трибуны собрались было заорать в очередной раз, но Пендрагон остановил их неумолимым жестом. – А теперь, друзья, – сказал он почти шепотом. – А теперь наступает самый торжественный момент нашего праздника! Сейчас вы увидите Иггдрасиля! Трибуны выдохнули, тишина сделалась всеобъемлющей. Открылись двери, то есть калитка. Уже знакомый нам ведущий вывел под уздцы лошадь. Дряхлую, с отвисшей шкурой, какой-то грязной масти, а зубов так почти нет. Подобные экземпляры даже на колбасный завод не брали – мясорубки могли не справиться с мослами. Окружающие были иного мнения. |