Книга Ненависть к тюльпанам, страница 21 – Ричард Лури

— Школа — хорошее дело, но ведь ты же не сможешь есть книги!

— Мы их уже почти едим! — сказал отец, и господин де Бойер улыбнулся ему.

Могло показаться, что сделка состоялась, но тут де Бойер посмотрел прямо на меня и спросил:

— Твой отец говорит, что ты хорошо знаешь город?

Я кивнул.

— Ну-ка, где находится улица Берг?

— Это короткая, в один квартал, улочка между каналами Херейн и Сингел!

Он оглянулся на моего отца и открыл рот, чтобы показать, как он поражён.

— А как бы ты прошёл отсюда туда? — спросил он резко, будто хотел поставить меня в тупик.

— Отсюда? — переспросил я, чтобы выиграть секунду и представить город в своём воображении.

Когда я рассказал ему выбранный маршрут, де Бойер показался озадаченным и расстроенным:

— Какой бестолковый путь! Почему бы не сразу же по мосту через Херейн?

— Так ведь прямо там находится полицейский пост!

Де Бойер хлопнул себя по бёдрам и захохотал:

— Парень прав! — обратился он к моему отцу. — Это как раз я бестолковый!

Я взглянул на отца — тот выглядел довольным, но почему — я не смог бы объяснить.

— Он умён, — сказал де Бойер, — но есть ли у него хоть немного мяса на костях? — Он пощупал пальцами мои бицепсы, которые я тут же постарался напрячь.

— Так ты считаешь, я могу дать твоему парню возможность поработать?

Отец положил свою руку на моё плечо:

— Мой Йон — хорошой работник! Он поможет тебе!

Именно этого я ожидал так долго — ощутить его прикосновение, услышать его голос, наполненный гордостью за меня, — однако в тот момент я чувствовал только одно: он продал меня де Бойеру!

— Когда ему можно начать? — спросил отец.

— Я начну с ним прямо сейчас!

Всё ещё держа свою руку на моём плече, отец направился к двери, где повернулся и, наклонившись ко мне, шепнул:

— Ничего не красть, покуда я не велю!

* * *

Мысль о краже была в моём мозгу на самом последнем месте, настолько я был вначале сконфужен. Такие слова, как накладная, заказ-наряд ничего не означали для меня. Кроме того, складские рабочие пользовались для общения собственным сленгом, типа: «Отпасни шесть драндулетов на коротышку!» Я был счастлив, когда кто-нибудь говорил мне, что делать, на простом голландском: «Погрузи это! Разгрузи то! Подмети пол!»

Я боялся попасться ничего не делающим на глаза хозяину из опасения, что он меня выгонит и отправит домой, поэтому я часто подходил к рабочим с вопросом, что надо сделать. За это они прозвали меня подлизой. Хотя это звучало насмешливо, но означало, что меня приняли за своего. Теперь я мог иногда посидеть вместе с ними на джутовых мешках и поболтать, и никто не подумал бы ничего плохого.

Рабочие не говорили о войне слишком много, только о том, как она изменила их жизнь.

— Если у меня есть хорошая жратва вечером и хороший заработок днём, то я счастлив!

— Ну, и когда же у тебя в последний раз было что-нибудь из этого?

— Даже и не спрашивай!

Тогда кто-нибудь ещё добавлял:

— Что касается меня, то я люблю много разных вещей: пиво, ветчину, девок!.. Но для полного кайфа ничто не сравнится с удовольствием всласть покурить!

— Ну, и когда же ты в последний раз курил что-нибудь стоящее?

— Можно было бы достать на чёрном рынке, но для этого требуется куча денег!

— Спрячь у себя богатого еврея — и сможешь курить всё, что захочешь! — сказал мужчина, которого я про себя называл Крыса за его острый нос и умение быстро перемещаться, делая короткие шажки. Ему нравилось острить по поводу евреев, что вызывало у одних слушавших смех, у других — смущение.

Я старался держаться подальше от него.

* * *

Проработав на складе некоторое время, я стал замечать странные дела.

В основном, наш склад распределял продовольствие в магазины, где население получало его по продуктовым карточкам. Но во всяких крупных операциях всегда бывают потери и порча, не говоря уже о кражах. В итоге определённая часть продуктов оказывалась на чёрном рынке, но как это происходило, я не знал. Да никто и не собирался объяснять всякие сложности ребёнку, мальчишке, да ещё такому глупому и старательному, что всё время работает. Из-за этого даже не все соглашались работать со мной. «Не старайся слишком усердно, парень, ты выставляешь других в дурном свете!» — сказал Крыса. И правда, некоторые рабочие позволяли себе излишне не напрягаться: случалось, я пробегал мимо таких, спавших на лестничных площадках под крышей или храпевших на куче гороха.

Склад был огромным, холодным и вызывал чувство одиночества.

Когда для меня не оказывалось дела и никому не нужны были помощники, я сам себе создавал занятие, даже если это было перетаскивание мешка моркови с одного места на другое. Мне казалось, что стоит прерваться хотя бы на пять минут, как тут же из-за угла появится хозяин.

Но моё усердие не помогло избежать неприятности.

— Хозяин хочет утром первым делом увидеть тебя! — сказал мне Крыса с самодовольной ухмылкой, и я сразу понял, что он имел в виду: — Прощай, подлиза!

В этот вечер за столом я не мог поднять глаза на своих родителей. Мать дважды спросила, хорошо ли я себя чувствую. Лёжа в постели, я снова и снова гадал, в чём же моя ошибка, пока не понял, что такое терзание бессмысленно: видимо, кто-то сказал хозяину дурное обо мне.

Было уже совсем поздно, а я никак не мог заснуть. Изредка свет фар проходившей машины скользил по потолку. Наконец я придумал, что мне делать.

Нужно уложить одежду в мой школьный ранец и взять его с собой на работу. Если я буду уволен, то смогу немедленно сбежать прочь из дома. Отправлюсь в деревню!

Люди рассказывали, что можно проехать в кузовах порожних грузовиков, тех, что привозят молоко в город. Я найду работу на ферме и проживу там всю войну, пока страна не будет освобождена англичанами… или американцами… или русскими. Потом я вернусь домой! Родители станут по очереди обнимать и целовать меня: «Мы считали тебя умершим! Наш сын! Наш мальчик!»

Я собрал, в основном, тёплые вещи: уже наступил январь 1944 года, и дни стояли короткие и холодные. До сих пор в ранце осталось немного песка с того времени, когда Кийс и я играли в саботажников.

* * *

Утром я попытался выскользнуть незаметно из дома, но мою мать было невозможно миновать тайно.

— А это зачем? — спросила она, указывая на ранец.

— Мне он нужен на работе!

— Для чего?

— Хозяин объяснит на месте! Мне нельзя опаздывать!