Книга Остров последнего злодея, страница 8 – Эдуард Веркин

Отзавтракав и выпив кофе, я приступил к делам. Первым делом прицепил к звуковой системе граммофон, раскрутил ручку, поставил пластинку. Древний «Марш энтузиастов» – удивительно взбадривающая песня и к случаю весьма подходит.

Скрипучий марш полетел над деревьями. Когда пластинку заело, я взял микрофон и заорал:

– Подъем, лодыри! Солнце уже высоко! Потехин, Ахлюстин, Урбанайтес! Крошка Октябрина, живо ко мне! Поспешайте! Поспешайте!

Поднял с пола сирену, запустил. Сирена была еще хуже «Марша энтузиастов», она вполне могла поднять из земли стадо мертвецов, а мегафоны я развесил чуть ли не на каждом дереве.

Не зря старался. Через пятнадцать минут показались коллеги. Никаких больше рубашечек, никаких шортиков, джинсовые комбинезоны, кирзовые сапоги (еле отыскал – большая в наши дни редкость), рваные соломенные шляпы.

– Доброе утро, сеньоры, – приветствовал я их. – Как спалось?

– Отвратительно, – ответил за всех Потягин. – Что за глупые деревянные кровати?

– Для придания колорита, – пояснил я. – Надсмотрщики… То есть начальники, они как раз и спали на таких кроватях. Работники спали вообще на тростниковых снопах, а питались…

Все четверо поглядели на меня с интересом, а боксер Ахлюстин с аппетитом ротвейлера понюхал воздух.

– Это гренки с кедровым соусом, – пояснил я. – Знаете, кедровые орешки, сливочное масло и одна венгерская травка, получается удивительно вкусно. Главное – правильно пожарить хлеб, чтобы корочка была только с одной стороны, впрочем, мой Андрэ в этом, кажется, знаток…

У кого-то забурчало в животе. Покраснела Октябрина.

– Может, к завтраку приступим? – недобро сощурился Ахлюстин.

– Да, разумеется, вон там стол, под баобабом. Там и котел, вы можете разогреть на огне.

Эти переглянулись.

– Надо было взять ботов, – сказал я. – Они бы все сделали.

Потягин скрипнул зубами и направился к столу. Остальные за ним. Я устроился в шезлонге, велел Андрэ отжать апельсинового сока и принялся наблюдать. Через такую маленькую золотую подзорную трубу.

С костром они провозились долго, хотя я все сделал, чтобы облегчить им задачу, – и дров нащепал и огниво подкинул. Но эти герои умели только языком трепать, пол-огнива перечиркали, прежде чем дымом запахло. Кое-как все-таки согрели, Октябрина принялась раскладывать кушанье по мискам, и тут послышались уже недовольные возгласы.

Я ждал этого. Подошел к ним.

– Что-то не так? – поинтересовался я.

– Это что, еда? – Октябрина брякнула ложкой.

– Конечно. Отличная еда! Кукурузная каша. И кукурузный хлеб. Сплошные белки и углеводы. Это обычный рацион надсмотрщиков. То есть начальников.

Урбанайтес простонал.

– Нам что, теперь все время это есть? – Ахлюстин понюхал кашу. – Эти… белки?

Я щелкнул пальцами.

С этими щелканьями целая эпопея была. Полтора дня сидели со Шлоссером, настраивали ботов на щелчки. Чтобы каждый щелчок, каждый его оттенок отвечал особой команде. Двадцать четыре щелчка накопилось.

Я щелкнул, и Андрэ принес мне ружье.

– Кукурузной каши у нас достаточно, на некоторых пальмах растут орехи и фрукты, в море крабы и рыба. Если захотите шашлычка…

Я потряс ружьем.

– К северу отсюда водятся свиньи. В случае острого белкового голодания можете завалить парочку. Но напоминаю, что ежедневную норму надо выполнять. Если не выполняешь норму – лишаешься завтрака.

И я похлопал Ахлюстина по плечу.

– Как это лишаешься завтрака?! – возмутился Потягин. – Почему?

– Я же вам говорил – наш эксперимент в точности воспроизводит быт сахарной латифундии. А там все было жестко. И чтобы достичь результатов, надо приблизиться к реальным условиям… Кстати, через двадцать минут начинается рабочий день. Пейте кофе.

– Тоже кукурузный? – брезгливо спросил Ахлюстин.

– Ячменный, – поправил я. – Очень питательный и бодрящий. Обеда вам не полагается, сухой паек можете получить у Андрэ. А теперь вперед! К новым трудовым подвигам.

И я стрельнул из ружья в воздух. Коллеги вздрогнули и загремели ложками, после чего разбрелись по своим участкам. А я еще некоторое время сидел за столом. Делать мне особо было нечего – до вечера, во всяком случае. Эксперимент – штука такая, особая. Как ком с горы – катится сначала медленно, зато потом, набрав массу и обороты, летит так, что не остановить. Поэтому первые дня два-три беспокоиться не придется, можно дышать, можно думать.

После завтрака я плавал. Час. Тупо, туда-сюда, туда-сюда, как крокодил. Это чтобы аппетит нагулять, с аппетитом у меня в последнее время туго, то ли предчувствия, то ли еще чего…

Аппетит нагулялся, я с удовольствием перекусил креветками по-гавайски, смешал себе коктейль, расслабился и даже вздремнул под шум волн. И даже не вздремнул, а полноценно выспался.

Потом читал Мессера. Какой ум! Какая книга! Пиршество духа, честное слово! Так проникнуть в глубь семантических дебрей! Читал про «напряги», читал про «кидалово», читал про «лохов». Про лохов особенно понравилось – все эти мои друзья стопроцентные лохи, так завтра им и скажу. А какие производные от слова «лох»! Какая мощь, какая энергия! Поэзия!

В шестнадцать ноль-ноль меня побеспокоил Андрэ. Солнце клонилось к закату. Я выпил ультразеленого чая и направился на плантации взглянуть, как там да что, куда жизнь катится.

Начал с Октябрины, ее фронт работ был ближе всего ко мне.

Плантация – штука простая. Прямоугольное поле, амбар. Даже не амбар, просто навес – чтобы тростник складировать. Тростник у нас хороший – за ночь не только отрастает, но и распадается в прах. Вернее, в сахар, в сахарный прах.

Для ботов никакого барака не было, они могли ночевать и в поле. Еще избушка для надсмотрщика – чтобы Октябрине было где погреть натруженные кости.

Столб еще.

И тростник везде.

Сахарный тростник весьма похож на тростник обыкновенный, только потолще и повыше. И цвет такой невеселый, казематный какой-то. Заблудиться в нем легко, зайдешь на три метра, и все – потерялся, растет стеной. Одним словом, растение угрюмое, для удовольствия такое выращивать не возьмешься. И вдоль тростниковой стены выстроились все двадцать ботов.

Они дружно и неумело размахивали мачете, врезались в начавшую уже коричневеть растительность. Еле-еле, никакой производительности. Я поискал Октябрину. Не видно. То ли зарубили ее, то ли сама зарубилась. Денек сегодня был жарковатый.

– Андрэ, где хозяйка? – спросил я ближайшего бота.

– Миссус отдыхает, – ответил Андрэ и продолжил размахивать мачете.

Совершенно по-дурацки.

Я направился к лачуге. Постучал в стену – дверей здесь не предусматривалось, жалюзи из бамбука только.