Онлайн книга «Дуэль на троих»
|
Дед Митя, в круглых очках, держа близко к глазам журнал «Отечественный календарь», «с чувством, с толком, с расстановкой», отчаянно окая, читал нам с соседским Андрейкой: «Львиного сердца, крыльев орлиных Нет уже с нами – что воевать?..» Такое он, действительно, читал нам в ту пору… А мы играли на полу в солдатики, и лишь иногда прерывали игру и вдруг, вскинув головы, как завороженные, вслушивались в особенно диковинные строчки. «…Там, тьмою островов посеян, — читал Митя, — Реке подобен Океан; Небесной синевой одеян, Павлина посрамляет вран». – А кто это – вран? – спросил тогда Андрейка. Про павлина, видно, он все знал. – Вран – ворон значит, – отвечал дед Митя. – А мраз – мороз! – кричал я, осененный догадкой. – Я понял теперь, как древнерусские слова делаются!.. Дед Митя продолжал читать. «О вы, которых ожидает Отечество от недр своих И видеть таковых желает, Каких зовет от стран чужих…» Но мы уже играли в солдатики. Эту строфу привожу лишь теперь, списывая с нового издания. «О, ваши дни благословенны! Дерзайте ныне ободренны Раченьем вашим показать, Что может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать…» – А кто такие невтоны? – снова вскинул я голову. Дед почесал затылок, даже очки снял. – Вот и я думаю. Остальное все почти дословно понимаю. А вот кто такие невтоны?.. Он встал из-за стола и двинулся к высокой полочке с резными уголками. – Я, барин, вот так их представил… Мы с Андрейкой сейчас только увидели, что на полке среди глиняных творений деда Мити – свистулек, медведей с молотками, львов и павлинов – стоят два новых существа. Вскинув обе руки, он осторожно снял обе малые блестящие фигурки. – Вот – еще не просохли… Это были полурыбы-полузайцы. Внизу у них – рыбьи хвосты, на которых существа стояли. Вверху – заячьи уши. И скрещенные секиры в руках. Мы зачарованно смотрели на «невтонов». – А они смелые? – спросил Андрейка. – Конечно, смелые. И умные! – А ты их нам подаришь? – Так для вас и делал. Подожди хватать, еще не высохли… Помню, мы шли с Андреем по тропинке среди диких вишен и яблонь, но глядели не вверх как обычно, высматривая лучшие плоды, а крутили в руках так и эдак своих дивных зверей. – Давай, эти невтоны будут нашим символом! – осенило вдруг меня. Андрейка заморгал: – Чего?! – Символом нашей дружбы! Ну, это как герб… Андрей разом все понял и горячо подхватил: – Да! И если мы когда-нибудь раздружимся… невтоны нас расстреляют! – Нет, зарубят, у них же топорики! – Запросто!.. – Кстати, если это герб, надобно их поставить где-нибудь повыше!.. Чтобы все видели! – предложил я. Андрей засмеялся, но вдруг снова нахмурился: – Нет, если все будут видеть, их кто-нибудь да сопрет. Пришлось согласиться. – Ага. Или Марфуша будет прибираться и куда-нибудь засунет. – Ну да. Как тех солдатиков! – Тогда их надо спрятать от нее подальше… – Куда-нибудь, где темно!.. Она как раз слепая! Мы шли в зеленой кипени летних деревьев и хохотали. Впереди блеснула речка… Если мы не купались, речка всегда настраивала нас на философский лад. – А где темно?.. – В шкафу! – В погребе! – Под землей!.. * * * Я совсем очнулся, только когда меня сбросили с телеги на землю… Сев на траве, замотал головой, изгоняя «огненных павлинов» из глаз. Еще качалась перед взором сельская дорога, три березы, растущие из одного корня… Вокруг стояли сплошь молодые мужики – в армяках, в зипунах. С топорами, ружьями и пистолетами. – Француз? Разведчик?.. – спросил злобно один партизан. Я с трудом разлепил губы. – Что, язык проглотил? – гаркнул на меня другой. – Пока везли его, вроде по-русски лопотал, – вспомнил третий. – Ну, разведчик, точно! – Переслать его Сеславину? – Да с кем? И так народу оружного мало. После такой перемолвки один мужик взвел пистольный курок и направил ствол мне в лоб. Я невольно зажмурился, хотя почему-то особого страха не чувствовал. Когда же снова приоткрыл глаза – пистолет был опущен; мужик, желавший меня пристрелить, уже стоял поодаль, а напротив меня переминались ноги чьей-то лошади. – Что делал на усадьбе? – раздался сверху явно командирский голос. – Он, яблоки, гад, воровал у деда Мити! – ответил за меня один пеший мужик, и партизаны дружно заржали. – Не воровал я, – выдавилось из меня наконец. – Ну да, он сам тебя потчевал! – ухохатывался тот же селянин. – Ну, так што? Может, проще – в расход мусью? – спросил другой у всадника. Я не ошибся, тот, действительно, оказался партизанским командиром. Повисла тяжелая пауза… Я услышал осеннюю тишину, которую так любил в детстве – без пчел, без комарья, лишь с каким-то усталым остатком от птичьего гомона… – Али креста на ём нет?.. – прошелестел кто-то сочувственно в рядах партизан. И ему прилетел тихий ответ: – Денис Василич говорил, мол, поступайте с пленными по-христиански… – По-христиански? – вдруг с каверзой, громко переспросил командир. Я наконец поднял голову и взглянул на грозного всадника. Синеглазый и широкоскулый, с русыми, чуть вьющимися волосами, он тоже пристально смотрел на меня. Я не отвел взгляда, хоть в его глазах светилась весьма многообещающая ненависть… Наконец он отвернулся, чтоб нагнуться из седла к телеге, взял оттуда лопату, облепленную до черенка серой землей, и швырнул ее мне под ноги. – Копай себе могилу! Прямо здесь. Тот партизан, что целил в меня раньше, снова вскинул свой пистоль. Другой поднял гренадерское ружье на уровень моей груди: – Ну!.. – Палки гну! – невольно окрысился я, взял лопату и начал копать. |