Онлайн книга «Дитя Всех святых. Цикламор»
|
Площадь Питивье загудела дружным «нет!», свидетельствуя о том, что и через пятьдесят лет после смерти коннетабля, победителя англичан, память о нем все еще жива в народе. Тогда Анн объяснил, что его вдова, Мари де Лаваль, на которой тот женился, когда ему было около шестидесяти, а ей – всего шестнадцать, до сих пор жива. И Жанна-Дева недавно послала ей золотое кольцо – обручальное колечко, давая тем самым понять, что спустя полвека возобновляет борьбу ее мужа во имя Франции… Анн Иерусалимский заключил: – Это золотое кольцо для нас – верный знак победы, столь же истинный, как и сияющее на небе солнце, которому оно подобно своим видом! Новая волна воодушевления прокатилась по площади Питивье, где собрались по большей части женщины, крестьянки, чьи мужья осаждали сейчас Невиль-о-Буа. Они окружили Анна возбужденной толпой. Филиппина раздраженно отогнала их. – Оставьте нас. Нам надо держать совет. Те нехотя удалились, и Анн остался наедине с обоими Русселями, отцом и дочерью, невильским священником и еще несколькими соратниками. Они расположились немного поодаль, в рощице на берегу Эфа – омывающей Питивье реки. Отец Сильвестр несколько укоризненно произнес: – Я бы предпочел, чтобы вы в ваших речах не забывали о том, что Девственница – посланница Небес. Это не просто новый дю Геклен в юбке! – Я не знаю, кто она, святой отец, знаю только, что она принесет нам спасение… Впрочем, предлагаю равняться на нее в наших собственных действиях. В день, когда она освободит Орлеан, мы выбьем засевших в Невиле годонов. И поверьте мне, мало им не покажется!.. Внезапно Колен Руссель резко вскочил, исчез за кустами и выволок оттуда за шиворот какого-то бродягу – кривого, грязного, заросшего бородой. Тот вырывался и жалобно хныкал. – Ишь ведь! За нами шпионил… Хорошо, что у меня слух тонкий! Оборванец дрожал как лист. – Клянусь, нет, господа! Я всего лишь несчастный, вшивый бедняк. Меня все так и зовут, Вшивым. Другого имени нет. Но я добрый француз, господа, добрый француз… Колен Руссель, не обращая внимания на вопли босяка, принялся трясти его, как молодое деревце. Тот сразу умолк. Что-то блестящее выпало из его лохмотьев. Колен Руссель нагнулся и поднял. – У такого нищего – и золотая монета!.. Сейчас ты нам скажешь, Вшивый, кто тебе заплатил! Угрожающий круг сомкнулся вокруг оборванца. Невильский священник попытался вмешаться, исполняя свой пастырский долг. Однако речь его прозвучала не слишком убедительно. – Во имя христианского милосердия… Анн покачал головой. – Надо, чтобы он заговорил, святой отец… И он заговорит, поверьте мне! Но еще до того, как его коснулись, Вшивый бросился на колени, сложив перед собой руки. – Это правда! Один человек мне заплатил. Велел разузнать, где Анн Иерусалимский. Но я не знаю его имени, клянусь вам! Вроде из духовных. – Где ты должен с ним встретиться, с этим человеком? – Сегодня вечером, перед церковью Питивье-ле-Вьей. Анн коротко приказал: – Принесите веревку. Святой отец, у вас есть время исповедовать его. Подошел Колен Руссель с топором в руке. – Оставь его мне, прошу. – Он будет повешен, Колен. Мы бойцы, а не чудовища… Пока Вшивый, хныкая, исповедовался, Анн сообщил остальным о своем решении. – Я пойду на встречу сам вместо него. Хочу узнать, что это за поп так мною интересуется. Филиппина тронула его за запястье. – Не ходи. Может, это западня. – Не думаю. – Позволь, я пойду с тобой. – Нет, Филиппина, я пойду один. Это приказ. Филиппина Руссель вздохнула и посмотрела на Анна долгим взглядом своих прекрасных карих глаз. К ближайшему дереву поволокли Вшивого, который опять принялся вопить. Вечером Анн спрятался неподалеку от церкви Питивье-ле-Вьей, особенностью которой было то, что она находилась внутри кладбищенской ограды. На ступенях он заметил чей-то силуэт и постарался, прячась за могилами, подобраться к нему как можно ближе, при этом оставаясь незамеченным. Без особого удивления Анн узнал белокурые, курчавые, как у барашка, волосы, розовое, рыхлое лицо с толстыми губами, выпирающий живот… Как он и предполагал, Берзениус был один, без всякой опаски поджидая своего шпиона с отчетом. Анн еще не решил, как поступит. Убивать Берзениуса он не собирался, разве что окажется под угрозой его собственная жизнь. Может, задаст ему трепку, которую тот запомнит надолго. Но в любом случае посчитается с ним! – Добрый вечер, мэтр Берзениус… Тот вскрикнул от удивления, но не растерялся и тотчас же юркнул в церковь. – Назад! Не входите, не трогайте меня, не то будете прокляты! Анн, взбешенный оттого, что добыча ускользнула, замер на пороге, оставив дверь приоткрытой. – Я оставляю вам жизнь, мэтр Берзениус. В отличие от ваших убийц, которые без колебаний разят тех, кто отдается под защиту Божью. Настала тишина. Анн улыбнулся. Он только что придумал, как отплатить священнику-предателю. – А знаете, почему я захотел прийти вместо вашего шпиона, которого постигла та же участь, что и всех предыдущих? Чтобы сказать вам кое-что… Я хочу поблагодарить вас. – Поблагодарить меня? За что? Голос Берзениуса невольно выдал сильнейшее любопытство. – За мое счастье, мэтр Берзениус! Величайшим блаженством моей жизни я обязан вам – и никому другому. Ведь это вы женили меня на женщине моей мечты, и она испытывает ко мне такую же страсть, что и я к ней. – Правда? Так она с вами? – Она в безопасности. Мы снова встретимся, когда придет время. Неужели вы не рады своему успеху, мэтр Берзениус? Что-то свистнуло, раздался вскрик, послышался шум падения. Анн резко обернулся. Прямо за ним стояла Филиппина Руссель с луком в руке. Тетива еще трепетала. – Филиппина! Что ты наделала! Девушка не ответила. Все так же неподвижно стояла она, держа лук, и была бледна. Анн заглянул в церковь. В полумраке одного из приделов на полу можно было рассмотреть неопределенную продолговатую массу… Но оттуда не доносилось ни звука. – Ты же убила его! Теперь попадешь в ад! – Я не жалею. Я должна была… ради матери, ради братьев. Вдруг она разрыдалась и бросилась к нему на грудь. Он мягко высвободился. – Ты ведь не из-за этого его убила, верно? Ты слышала, что я ему сказал… |