Онлайн книга «Владычица Рима»
|
– А как госпожа вчера? Не сердилась? Мы хотели развеселить ее? Она ничего не говорила? Лиина ответила в тон ему: – Нет. Мы с мамой сразу спать легли. – Ну, хоть какой-то прок с этих паршивцев был? Толковый получился подарок? Или не угодили? – Авес хотел изобразить заинтересованность, но по наигранности вопроса Лиина сразу поняла, что если она объявит «подарок» бестолковым, то юношу это мало обеспокоит. – Проку никакого. Что с них возьмешь? Напуганные мужчины… – А с поэта? – С поэта? Разве среди римлян есть поэты? Или ты тоже считаешь, что если римлянин имеет грамотного раба – он уже поэт? Авес довольно хмыкнул: – Прекрасная Лиина невысокого мнения о римлянах. Но этот, похоже, и вправду поэт. Стихи он знает здорово. Обращаясь к пленникам, Лиина спросила на латыни: – Кто среди вас поэт? – Я, госпожа, – Марк поднялся. Обращаясь к Авесу, Лиина сказала: – Он пытался начать разговор, но вместо того, чтобы читать стихи, затеял спор о знатности и безродности. – Он посмел спорить? Девочка покачала головой: – Нет, не посмел. А я так хотела спора! У них у всех тройные имена и они так гордо их объявляют, а все потому, что где-то есть медные доски, на которых их имена могли бы быть записаны, – сделав пленнику знак рукой, она приказала: – Читай. Стараясь певучестью речи как-то смягчить отсутствие музыки, юноша читал ритмические строфы, пока Лиина не остановила его: – Хватит, – повернувшись к Авесу, она сказала: – Это не его стихи. Одно из них я слышу впервые, остальные же – знаю. Авес, не понявший ни одной фразы, не узнавший ни одной буквы, переспросил: – Так он поэт или нет? – Он читал хорошие стихи, и я хотела бы, чтобы он записал их для меня на папирусе или коже. Ее собеседник кивнул: – Эй, ты слышал что желает твоя госпожа?! – Слышит, но не понимает. Авес, я хотела бы послушать еще. Просьба Авесу понравилась и он, махнув рукой, приказал: – Валяй дальше. Марк выжидательно посмотрел на девочку. Мягко прикрыв глаза, она разрешила: – Продолжай, Марк Корнелей Руф, знатный господин. Прочти что-нибудь мне, безродной. И знатный господин начал читать. Дождавшись, когда пленник замолчал, чтобы перевести дыхание, Авес спросил: – О чем он говорит, Лиина? – О любви, – ответила девочка. – Все стихи – о любви. Марк читал начало «Энеиды», но при той глубине познания, которое Авес имел в латыни, Лиина могла делать самый вольный перевод. – А-а-а… И тебе нравится слушать о любви? – Да, в стихах любовь так красиво сравнивают то с рекой, то с цветком, то с солнцем. Со всем, с чем можно сравнить и даже с чем нельзя. Девочка говорила столь серьезно, что Авес смутился. Он не в первый раз приходил сюда, и Лиина всегда охотно поддерживала разговор, но в последний момент ставила все так, что рассказывать о своей любви Авесу становилось неудобно. Вот и теперь юноше не захотелось выглядеть невеждой на фоне иноземных рифмоплетов, и после некоторого раздумья он решил объяснение отложить. Соперников здесь у него не было, и парень не сомневался, что красотка от него никуда не денется. Ему и в голову не могло прийти, что эта шальная от собственной молодости девчонка – дикарка, владеет не только несколькими языками. Что она – потомственная ведунья, чуть ли не с молоком матери впитавшая основы понимания человеческой натуры, отлично знает, зачем он так часто заходит к ней и какой разговор откладывает уже в который раз, и что она прилагает все усилия, дабы разговор этот он откладывал дальше и дальше. Проводив Авеса, Лиина села в кресло, жестом подозвала Марка и, указывая ему на кресло, только-только покинутое гостем, велела тоном, исключающим отказ: – Садись и прочти мне твои собственные стихи, Марк Корнелей Руф. Марк попытался прочесть несколько строф первого вспомнившегося поэта, но девочка перебила его: – Я сказала: твои! – Это мои… – Марк Корнелей Руф, зачем ты меня обижаешь, зачем тебе мои угрозы? Ты ведь и без них знаешь, что стоит сейчас твоя жизнь. Я не вижу беды в том, что ты провел Авеса, но мне лгать не надо, – говорила она все это спокойно, не повышая голоса, не стараясь выглядеть страшнее, чем есть, но Марк съежился: – Я никогда не писал стихов, госпожа. – Кто сделал тебя «поэтом»? Страх перехватил пленнику горло, отразился во взгляде, в изгибе красивых губ. Тонкая морщинка гнева легла у девочки между бровями, пальцы нервно ударили по дереву подлокотника: – Кто сделал тебя «поэтом»? – Я, госпожа. Марк одновременно вспотел и обмяк: Гальба стоял прямо, холодно и спокойно глядя на девочку в кресле. – Валерий Цириний Гальба? Как это произошло? – Когда господин Авес резал тех, кто не приглянулся ему… – бесстрастный взгляд юноши на мгновение заострился, стал цепким: как девочка воспримет услышанное? Девочка не восприняла никак: сидела, удобно устроившись в кресле, и разглядывала подаренный Авесом браслет. Оборвав короткую, почти незаметную паузу, Валерий продолжил: – …Атий начал кричать и браниться. Господин Авес не понял его слов и потребовал от меня перевода, а я сказал, что Атий – поэт. Что мне еще оставалось? Наши жизни и сейчас недороги, а тогда они и этой цены не имели. Но Атий не пишет стихов и не знает их, а господин Авес желал видеть поэта, чтобы подарить его вам, и я попросил Марка прочесть стихи. Сам я не мог сделать этого. Меня господин Авес запомнил. – Да, не повезло вам. Атий! Юноша поднялся. – Как твое полное имя? – Атий Либона, госпожа. Окинув его взглядом с ног до головы, почти измерив, Лиина распорядилась: – Можешь сесть. Мне ничего не нужно от тебя. Юноша дернулся, хотел что-то сказать, но под пристальным взглядом девочки сдержался, поспешно сел на ковер. – Марк Корнелей Руф. – Да, госпожа. – Все, что ты читал, я знаю, кроме одного стихотворения. Оно мне понравилось, и ты запишешь его для меня. На чем писать – я дам. Почтительно склонив голову, юноша ответил: – Я сделаю все, что прикажет моя госпожа, и приложу все старание, чтобы она осталась довольна мною. – Приложит, приложит. Только почему они еще здесь? Девочка обернулась на голос: |