Онлайн книга «Ола»
|
И чего ж только такому умному все великаны с людоедами мерещатся? – Что же, сеньор, пусть так и будет, – в голосе хозяина – обида самым краешком. – Однако же лучше бы вы все же дверь отворили, ибо мешаем мы спать вашим почтенным соседям… – Да замолчите вы! Нашли время. Я спать хочу! Спать, ясно? Эге, снова сеньор лисенсиат! – Первый же вопрос, что нас озадачил, в том состоит, какого из рыцарей, в землях христианских живших, надлежит почитать первым из всех? – Вопрос сей и вправду занимателен, – тут же отозвался мой идальго. – Знаете вы, любезный сеньор, конечно, об Артуро и Ланчелоте, первыми рыцарями в мире почитаемых. Однако же слышали вы и иное мнение, ибо слишком давно жили эти великие герои, а посему подвиги их иной раз с баснями сходны… – Да прекратите вы! – сеньор лисенсиат уже на крик перешел. – Вам что, делать больше нечего? Я спать хочу! Эге! А что там в коридоре? С ноги на ногу переступили? Что-то ног слишком много! – А посему скажу иначе, – как ни в чем не бывало продолжал хитроумный Дон Саладо. – Первым рыцарем почитать должно Готфрида Бульоно, что Крест Святой над славным городом Иерусалимом водрузил. Вторым же… – Я сейчас дверь открою! – голос сеньора лисенсиата от злости аж задрожал. – Открою – и вздую вас, болванов, клянусь Черной Девой Саламанкской! – …Вторым же назову я императора Карла, первого сего имени, называемого французами Шарлеманем. Третьим же – Сида Компеадора, с маврами храбро бившегося. И таким мой ответ будет… – Все? Ну слава Деве Святой! – сварливо отозвался лисенсиат. – Простите, сеньоры, – вздохнул хозяин. – Но у меня еще один вопрос будет. Какая рыцарская добродетель вами выше всего ценится? Только, сеньор рыцарь, вы и вправду впустили бы меня, что ли? Ведь соседи ваши почивать желают! И снова – с ноги на ногу переступили. Да не с одной, не с двух… – Славный вопрос! – согласился Дон Саладо. – И охотно я отвечу, ибо сей предмет всегда был близок сердцу моему. Дверь же открывать не стану, ибо дал я крепкий обет… – А вот я не давал! – взвыл от злости толстячок-лисенсиат. – И если вы еще слово скажете!… Ах ты, бес! Предупредить? Обождать еще? Мы-то отсидимся, а завтра сюда новые бедолаги приедут… – Ответ же мой, любезный хозяин, вот в чем состоит. Для рыцаря все добродетели любезны и глубоко почитаемы, прежде же всего – преданность вере христианской. Однако же имеются некоторые, для рыцарей особо важные. Первой назову я верность, второй же – бесстрашие. Но пуще всего ценю я милосердие к ближнему, ибо в чем долг рыцарский состоит, как не в защите ближнего своего? – Как прекрасны ваши слова, сеньор! – воскликнул хозяин. – А посему, верю, ответите вы на третий вопрос, ибо поспорили мы с постояльцем моим, какой рыцарский меч почитается наиболее славным?… – Ну все! Я вам сейчас покажу меч, негодяи! Я вам!… Лисенсиат! Что, неужели дверь открывает? – Не смей! – заорал я что есть силы. – Не смей! Но понял – поздно! – А-а-а-а-а-а! Черт, дьявол, палец о дагу порезал!… – Дон Саладо! Тарч! Тарч! Тарч! И – ногой в дверь. Щеколду я раньше отодвинуть успел – когда тот дурак пухлый свою открывать начал. – Тарч! (Про «тарч» – чтобы три раза, мы с Доном Саладо еще на дворе сговорились. На том самый случай, который крайний.) – Тарч!!! В коридоре – тени,тени, Пляшут тени сарабанду, На полу, на стенах, всюду. Посреди – свечной огарок В медной плошке, еле дышит. Двери – настежь, словно буря Пронеслась сейчас по дому. В коридоре – Дон Саладо, Босиком, в ночной рубахе, Меч в руке, бородка – дыбом, Ланчелоте – да и только! В стороне чуток – хозяин, Император Трапезундский, К стенке крашеной прижался, А в руках – тесак тяжелый. Где-то шум, кричат, дерутся, Только где – поди пойми! – Начо! Кажется, мой рыцарь меня даже не заметил. В темноте, поди, сидел, а тут какой-никакой, а свет. – Здесь! – заорал я, прижимаясь к стене. Только бы сбоку не подобрались! Темно, свечка вот-вот сдохнет… – Ах ты! А-а-а! Чей это голос? Чей крик? Лисенсиата? Ах, черт! Толстячок! – Туда! – закричал я, тыча дагой в открытую дверь – ту самую, которую дурень ученый открыл себе на беду. – Туда, Дон Саладо! Но – опоздали! Слишком поздно я увидел, что поганец-хозяин к свечке подбирается. Слишком поздно заметил, как его башмак… Тьма! Ну все! Эти-то небось здесь каждый вершок знают, без света обойдутся… – Рыцарь! Назад! Стойте на месте, не пускайте никого. Рубите всех! А сам – по-над стеночкой, по-над стеночкой. Тихо так… И снова: «А-а-а-а-а-ах!» Шаги! Нет, вроде как бежит кто-то. Вниз бежит. Хозяин? Нет, у того шаги другие… – Сеньоры! Сеньоры! Вы живы? Если живы, откликнетесь! Лисенсиат! А я уж думал в ближайшей церкви свечку за упокой ставить. – Их двое было! Хозяин и тот, в красной рубахе. Одного я, кажется, слегка задел… Экий молодец! Свечка никак не желала воскресать. Или это у меня руки дрожали? Наконец, я спрятал огниво… Фу-ты! Ну и войско! Дон Саладо в ночной рубахе, сеньор толстячок – в той же амуниции. Один я – при полном параде. И чем, интересно, лисенсиат разбойников этих пырял? Неужто кинжальчиком своим? Ну и дрянь ножик! – Кажется… Кажется, я изрядный дурак, сеньоры, – вздохнул толстячок, словно мысль мою прочитал. – Как же я не понял? Вы же говорили, Дон Саладо, чтобы никто двери… – Потом, – весьма невежливо перебил я, поднимая повыше плошку со свечой. – Пошли! Я – первый! – Однако, Начо… – встрял было доблестный идальго, но я только плечом дернул. Коридор пуст, комнаты пусты. Никого! А где же купчики наши? Ни вещей, ни их самих. Только на полу в одной из комнатушек, в той, что слева, пятнышко. Темненькое такое, свеженькое… Опоздали! Но когда? Я же не спал, не было никого в коридоре, пока эта цыганочка не появилась! – Вниз! – воззвал Дон Саладо. – Покараем злодеев! Увы мне! Не смог я разглядеть глазами своими слабыми в хозяине замка здешнего людоеда! – Вы правы, сеньор, – вздохнул лисенсиат. – Об этом постоялом дворе давно ходит дурная слава, меня даже предупреждали. Но сколько их? Я видел… Точнее, слышал двоих… На лестнице – пусто. Эге, а это что? |