
Онлайн книга «Адмиралы мятежных флотов. Морская коллекция»
![]() Дана в Санкт-Петербурге в 5 день сентября 1905 года. Печать воен. Ордена Свят. Великомуч. И Победоносца Георгия Управляющий делами капитула ордена Злобин Делопроизводитель (подпись неразборчива)». - А вот и князенька! - едва ли не хором воскликнула компания при появлении невысокого черноусого каперанга с горскими чертами лица. Непенин взял его под руку: - Рекомендую, князь Михаил Борисович Черкасский. Черные очи, но светлая голова. Самого Колчака подсидел… Ну-ну, шучу! Просто, Оленька, Александр Васильевич сам завещал ему свой стол. - Вы и вправду - князь? - простодушно удивилась королева вечера. - Князь, князь, - усмехнулся Черкасский, - на Кавказе так говорят: два барана имеет, уже князь. ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Князь Черкасский Михаил Борисович, представитель древнего кабардинского рода, 1882 года рождения. Мичманом с 1901 года. Православный. Женат. Артиллерист 2-го разряда. В чине за отличие. Портартурец. Кавалер четырех орденов с мечами и Анны за храбрость. Начальник оперативного отдела штаба Балтийского флота. Разработчик и участник важнейших операций флота во все годы германской войны. Среди всей этой молодежной в общем-то компании лишь один человек мог запросто хлопнуть хозяина по плечу и хитро подмигнуть: «Помнишь «Париж Востока»? Как знатно гудели в шанхайской «Астор-Хауз»! А американочек из консульства?» Контр-адмирал Михаил Коронатович Бахирев, начальник 1-й дивизии крейсеров, старый соплаватель Непенина еще по китайским рекам в допортартуровские времена, многое мог напомнить приятелю, но держался церемонно и чинно, как подобает почти свадебному адмиралу. Пользуясь тем, что Грессер, вытащив граммофон из «кунацкой», вальсировал с Ольгой Васильевной, Ренгартен и Черкасский отозвали Непенина в кабинет. Ренгартен плотно прикрыл дверь: - Адоиан Иванович, позвольте не мудрствуя лукаво. Канин - на лопате… Штабной народ желает на царствие болярина Непенина. Адмирал хмыкнул: - А хорошо ли думато? - Хорошо. И много. И не одной головой. - Увольте, увольте! Я здесь на месте. Какой из меня флотоводец?! Я ведь и академии не кончал. Ренгартен саркастически усмехнулся: - Канин академию кончил по первому разряду… А флот и ныне там. - Чем Канин вам нехорош? - Канин хорош как техник минного дела, - пришел на помощь Черкасский, - но стратег он никакой. После смерти адмирала Эссена в 1915 году Балтийский флот принял 53-летний вице-адмирал Василий Александрович Канин (1862-1927). Ренгартен рубил с плеча: - Ставка имеет к Канину две большие претензии: бунт на «Гангуте» и затяжка десанта в Рижском заливе, задуманного лично государем1. - У него нет оперативной воли, - снова вступил Черкасский. - Не зрит дальше минных полей и сетевых заграждений… - Будет, будет! Совсем старика в порошок стерли. Князь умел убеждать горячо и мягко - неотразимо. - Адриан Иванович, вы и сами знаете. Нынче война умов. А не титулованных дипломов. Кто кого передумал, тот и победил. И штаб, и ставка. И генмор - все знают, сколько раз вы немцев передумывали. - Думать - одно. Воевать - другое. - Помилуйте! Да как же воевать не думавши?! Вы вон любой маневр немцев наперед знаете. Кому, как не вам, оперативные карты в руки?! - Вы нам идею бросьте, - потрясал руками Ренгартен, - а мы костьми ляжем - до пунктиков разработаем. Поможем, чем сможем! Весь штаб челом бьет! Матросы, и те в вас верят: «Адриан знает. Адриан не подгадит». Непенин молчал. - Господин адмирал, какой сигнал прикажете набрать? - нарушил паузу Черкасский. - «Добро» до места. - Есть! - Да мало я верю в ваше предприятие, - вздохнул Непенин. - Бог дал путь, а черт кинул крюк. - Будешь плох… - начал Черкасский. - На бога надейся! - нечаянно перебил его Ренгартен. И расхохотались втроем. Облегченно. Непенин не знал и знать не мог, что разговор этот замыслен был Грессером спустя неделю после того, как Колчак отбыл на Черноморский флот. - Ну вот, - сказал Грессер в укор «морским другам», - Колчак Босфор с Дарданеллами возьмет, а мы с Каниным и Ирбена лишимся. Надо действовать! Ренгартен набрасывал на бланке юзограммы портрет Черкасского. Князь курил сигару. Довконт чинил карандаши. В распахнутый иллюминатор врывались весеннее солнце и гоготанье дерущихся бакланов. - Пиши протокол, Федя! - скомкал неудавшийся портрет Ренгартен.- Протокол беседы номер… Все беседы свои на государственно-политические темы они записывали. Зачем? Для кого? Они были штабистами среднего звена. Офицеры не родовитые, исключая Черкасского, без связей при дворе и высшем свете. Но они не считали себя винтиками морской машины. В свои тридцать два (Довконт и Грессер), тридцать три (Черкасский), тридцать пять (Ренгартен) они полагали, что могут влиять если не на ход истории, то на исход морской войны. Что внушало им эту уверенность? Горнило Порт-Артура, через которое они прошли (кроме Довконта), Больза, позор Цусимы и развал флота, пережитые остро, но деятельно? Тщеславие молодости? Школа Эссена? Должно быть, все, вместе взятое. У них были светлые головы и смелые души. Этого довольно, чтобы не влачить юдоль чиновника. Они справедливо полагали, что читать протоколы их бесед будут историки. И до скончания двадцатого века о них помнили, думали, размышляли. Александр Солженицын назвал их в «Красном колесе» «морскими декабристами». Валентин Пикуль в «Моозунде» - «офицерским подпольем». Мемуаристы всех политических цветов причисляли их то к «кружку патриотов», то к «масонской ложе», то к «кучке заговорщиков-монархистов», то к «партии флотских прогрессистов». Их было шестеро. Трое в штабном ядре - Ренгартен, Черкасский, Довконт; трое во флотском рассеянии - кавторанги: подводник Николай Грессер, главный редактор «Морского сборника» Константин Житков и старший офицер линкора «Полтава» Алексей Щастный. Они не были ни масонами, ни заговорщиками, ни ура-патриотами. Они были офицерами, не безразличными к судьбе флота и Отечества. Гребцы истории, они пытались направить ее галеру подальше от гибельных скал. Принтограмма № 4 «…Я распахнул дверь, готовый увидеть лицо своей смерти, и… застыл как соляной столп. На пороге стояла запыхавшаяся от крутой лестницы Тереза. Она была в длинном, светлом по весне платье, с букетиком флердоранжей на белой шляпке. |