Книга Душа, страница 23 – Анна Веди

Я выхожу из Илаф, подлетаю к Амиру, также прохожу сквозь него, останавливаясь в его сердце. Потом к Милочке, к Руди и к остальным по очереди. Даниель с измученным видом периодически смотрит в экран и тоже пытается сконцентрироваться, но у него не получается. Он то и дело перескакивает мыслями на свою работу и бытовые проблемы. Я подлетаю к экрану и начинаю посылать импульсы Даниелю. Я могу переместиться за пару секунд на другой конец Земли, но не делаю этого, боясь упустить важный момент здесь и сейчас.

– Мама с нами, – уверенно объявляет Руди.

– Как ты это определила? – не унимается недоверчивый сын Амира.

– Разве ты не чувствуешь её? – удивляется Амир.

– Нет, не чувствую, – подросток обижен на то, что никто его не поддерживает и не встаёт на его сторону.

– Я тоже ничего не чувствую, – категорично заявляет жена Амира.

– Я поняла, почему вы не чувствуете, – облегчённо вздыхает Илаф. – Нас мама учила этому, а вас никто не учил. Я имею в виду, чувствовать. Амир, почему ты не научил своего сына и жену прислушиваться к себе, к своим ощущениям и чувствам?

– Да не знаю, – Амир, обеспокоенный поведением своего семейства, не может их оправдать.

Моя душа кружит вокруг стола, по очереди заходя в каждого присутствующего. Мне надо, чтобы они почувствовали моё присутствие рядом и обратились ко мне. Поверили в моё существование, так как внутренняя вера – самое важное и основное. Наконец-то опять воцаряется тишина, такая, что можно услышать дыхание друг друга, и это продолжается десять минут. Прерывает тишину беспокойный, не верящий ни во что, и даже себе, сын Амира, переглянувшись со своей матерью, так же скептически настроенной.

– Интересно, и сколько нам так сидеть? Я бы лучше погулял или поиграл, – полушёпотом произносит он, и его все слышат.

Амир смотрит на него укоризненно и потом переводит взгляд на свою жену. Он явно недоволен их поведением, но ничего не может сделать. Это же его жена, а сын – его плоть и кровь. То есть часть его есть в сыне, а жена – отражение его скрытых черт. Он и сам сомневается в существовании души и жизни после смерти, однако маленькая часть его сущности всё же верит в высшую силу, так как он многое не может объяснить доводами науки. Почти все из присутствующих заметили эту семейную размолвку, но потом снова погружаются в себя.

– У меня необыкновенное чувство внутри. Кажется, я чувствую присутствие мамы здесь. Даже мурашки по коже, – делится Мила.

– И у меня тоже что-то неестественное внутри происходит, – Илаф поднимает глаза и обводит взглядом всех братьев и сестёр.

Все по очереди делятся своими чувствами и выражают единодушное мнение, что душа их мамы здесь.

– Кажется, вы притягиваете за уши несуществующее чувство, исходя из обстановки и цели встречи. Вы чувствуете то, что хотите, – заявляет жена Амира. Она решает подать голос и встать на сторону своего неверящего сына.

– Как ты можешь так говорить? Ведь Ева наша мама. Она нас вырастила и дала много знаний, навыков и умений, – Амир пытается уговорить жену, поглядывая на сына, давая ему понять, что это относится и к нему.

– Я не спорю, что она вас вырастила. Но то, что вы делаете, выходит за рамки разумного.

– Да, и я думаю так же, – сын Амира, получив поддержку матери, переходит в наступление и отмахивается от отца, довольный, что теперь он не один.

– Мне надоели ваши споры, – не выдерживает Руди. – Если вас что-то не устраивает, вас никто здесь не держит. Можете уходить, и не мешайте нам.

– Да, пожалуй, я пойду.

Сын Амира встаёт и смотрит на мать. Все смотрят на него, потом на его мать, а потом на отца.

– Я не могу пойти с вами, – защищается Амир. – Если хотите, уходите, но я буду на вас злиться.

– Да, мы пойдём.

Жена Амира тоже встаёт и подходит к сыну. Эту семейную сцену без слёз наблюдать невозможно. Многие, прикрыв рот рукой, посмеиваются. Всем известно, что Амир зависим от своей жены и ведётся на все её капризы.

– Если и ты уйдёшь, это будет неправильно и несправедливо по отношению к маме, – Илаф пытается надавить на Амира и взывает к его совести.

– Ничего страшного. Пусть уходит, – кричу я в надежде, что буду услышана.

Амир в сомнении крутит головой то в сторону уходящих жены и сына, то на Илаф и других братьев и сестёр, которые молча наблюдают эту сцену.

– Я всё же пойду. Извините меня. Надеюсь, и мама простит меня, – Амир ещё раз поворачивается к собравшимся и уходит вслед за своим сыном и женой.

Воцаряется тишина. Я, проводив Амира, возвращаюсь к столу.

– Как я хочу, чтобы вы меня хотя бы услышали, – я снова подлетаю к каждому из своих уже взрослых детей.

Внезапно у меня появляется идея, как быть услышанной. Я подлетаю к роялю и просачиваюсь внутрь. Я ударяю по струнам, чтобы музыкой подать знак, но безуспешно. Окружающие ничего не слышат, хотя мне кажется, что мощнейший звук возникает даже при лёгком прикосновении. Внук, с которым я встречалась возле океана в парке, всё время сидевший молча, внезапно начинает мычать мелодию, сначала тихо, но постепенно голос его становился всё громче. Его, ещё чистая, детская душа, улавливает мои посылы и импульсы.

– Что ты мычишь? Что с тобой, дружочек? – спрашивает сидящая рядом Мила.

– Это не я, не знаю. Это мой голос повторяет мелодию из головы. Нет! Она звучит из рояля!.. – малыш смущается и умолкает.

– Разве там звучит мелодия? Я ничего не слышу. Кто-нибудь слышит сейчас звучание?

– Дети слышат то, чего не слышат взрослые и видят то, чего не видят взрослые. Дети – это ангелы.

Внук берёт из своего портфеля карандаш и альбом и начинает рисовать, немного смущённый вниманием к себе со стороны взрослых. Я понимаю, что наконец-то есть кто-то, кто меня слышит и чувствует. Мне удалось отправить пучок импульсов, который соединил бьёнстри моей души и души ребёнка воедино. Малыш начинает старательно выводить арабские буквы на альбомном листе. Все смотрят на мальчика с удивлением, потому что он с родителями всегда жил в Австралии и только пару месяцев назад приехал к бабушке погостить, и, естественно, не знал ни арабского языка, ни арабского алфавита. Все мои дети знают несколько языков, в том числе и арабский, но преимущественно общаются на английском. А вот внуки уже далеко не все остались жить на территории бывшей Месопотамии и использовали арабский язык.

– Я с вами и люблю вас.

Руди поднимает листок и кладёт на стол, и все читают корявые буквы ребёнка. Одно то, что мальчик не знает арабских букв, но почему-то пишет их, говорит о моём присутствии.

– О, Боже! – восклицает Илаф. – Мама здесь! Это невероятно. Что бы у неё спросить?

– Спросим, как она себя чувствует? Как вообще ей там живётся?

– А достаточно это просто произнести или надо написать, как и она?