
Онлайн книга «Человек, который видел сквозь лица»
– Да, согласен. И снова наступает молчание. Великий Глаз становится золотистым, Он явно доволен собой. Но я решаюсь помешать его самолюбованию: – Словом, Вы всё открыли нам в этих двух книгах, построив их по принципу логического развития; на этом Вам и следовало бы остановиться. – Верно. – Но тогда зачем было писать третью книгу? Зачем Вы создали Коран? 17
Великий Глаз омрачается. И окружающая нас тьма заметно холодеет. Он шепчет: – Ах да, ислам… Зачем ислам? Галактический сквозняк осыпает нас звездной пылью. Я вздрагиваю и шатаюсь, чувствуя, что пустота подо мной уже не так надежно поддерживает меня. Балансирую, чтобы восстановить равновесие. Помолчав, Великий Глаз роняет: – Тут я промахнулся. – Вы?! Как это Вы могли промахнуться? Он смущенно мигает: – Я признаю, что если люди меня не услышали, значит я не сумел до них достучаться. В этом доля и моей вины. – Вы имеете в виду Новый Завет? – Да. – Христианство? – Именно. Я называю христианством последствия моей второй книги. Какое фиаско! – Вы шутите! Ваши Евангелия – это изумительная поэма, возвышенная и трогающая сердца. – Слишком возвышенная… – Даже интеллектуалы, не признающие ни Вас, ни религий, хвалят высокие духовные качества Иисуса. Знаменитый Спиноза присвоил ему титул «верховного философа». – В том-то и проблема: моя вторая книга заслужила лишь относительный успех, получив одобрение только элиты, клуба, «happy feu» [31]. А мне хотелось для нее всенародной популярности. Я даже поперхнулся от изумления: по-моему, у Великого Глаза не все в порядке с головой. И возмущенно отвечаю: – Конечно, первые христиане подвергались преследованиям, пыткам и казням, но Ваши Евангелия – их ведь изучали, осмысливали, комментировали, переводили, обожествляли; они распространились сперва в Средиземноморье, затем проникли на северные территории. За несколько веков христианство покончило с прежними языческими культами и утвердилось в мире как главенствующая религия. Какой триумф! Вы, с Вашей первой книгой, и мечтать о таком не могли. – Это верно… Ветхий Завет удостоился известности лишь в отдельных регионах. – Точнее сказать, в одной области: его не читали нигде, кроме Иудеи. – Ну что ж, тут я признаю себя виновным! Я обратился к помощи Моисея, взяв его в посредники, а затем еще к нескольким местным умельцам. Иудаизм пострадал от одной ошибки, имя ей – избранность народа. Я-то предполагал, что он распространится повсеместно, и во всех своих обращениях неустанно нахваливал его людям, – увы, евреи приберегли эту избранность для одних себя. Они сделали ее своим брендом, преобразили в свою идентичность, обогатив ее прошлым, разделенным с другими народами. И чем это кончилось? Духовность, загнанная в тесные рамки отдельного племени, которое я избрал своим рупором, начала загнивать. А поскольку я желал расширить свою аудиторию, мне и пришлось изобрести христианство как ветвь иудаизма, доступную неевреям. – И это Вам удалось! Христианство действительно завоевало весь мир. – Да, но призвано ли оно было «завоевывать»? И Великий Глаз задумывается, подыскивая слова. – Скажу тебе по секрету: вначале я буквально упивался идеей христианства. Ведь мне удалось создать новую литературную форму – когда одна и та же история рассказывается с четырех точек зрения. Этот сюжет об Иисусе я вложил в уста Матфея, Марка, Иоанна и Луки. До меня ни один писатель не осмелился на такой дерзкий прием. – Действительно, прием весьма оригинальный. – Более чем оригинальный, он был полезен. – Полезен? – Я стремился расшевелить свою аудиторию, заставить людей мыслить, разбираться в самих себе. Четыре Евангелия описали героя разными способами, через личные ощущения пророков: например, Иоанн опирался на свое философское образование, Марк придерживался фактов, Матфей взывал главным образом к евреям. Некоторые эпизоды были отражены во всех четырех версиях, а другие – нет, и это вовлекало читателя в сложную интеллектуальную игру, помогавшую восстановить последовательность событий. Меня уже тошнило от доверчивой слепоты людей! – Вас… тошнило?! – Еще бы! Вот ты упрекнул меня в создании Книги Бытия! А почему? Да потому, что ты расшифровал ее с первого взгляда. Ты принял ее как хронику происхождения мира, а ведь я-то представил тебе поэтичную притчу. Прискорбный факт: люди расположены видеть в рассказах отражение реальности. Так вот, надиктовав Евангелия, я взорвал этот рефлекс. Сознательный читатель четырех свидетельств об этом событии должен разработать свою оригинальную версию, основанную на сравнениях и проверке сведений. То есть в идеале создаются пять Евангелий: четыре от апостолов и одно – от читателя. – Иными словами: «Люди, будьте писателями!» – таков Ваш слоган для нашей эпохи? – Нет: «Люди, будьте мыслителями!» – (Пауза.) – Я согрешил из честолюбия. Взявшись за создание священных книг, нельзя изменить привычки читательской массы с помощью всего одного тома. – Погодите-ка, меня кое-что смущает в Ваших разъяснениях. Вы все время говорите о четырех книгах, «надиктованных» апостолам. Уж не хотите ли Вы сказать, что они не видели Христа, что Иисус вообще не существовал? Великий Глаз медленно моргает. – Есть несколько способов «диктовать» что бы то ни было: можно внушить идею, а можно создать нечто из реальности. – А в данном случае? Он замолкает и хмурится: – Мы, кажется, говорим о литературе, да или нет? – Да… И все-таки я не уверен, что литература значит для меня больше, чем истина. Мне нужно знать точно, существовал ли Христос на самом деле. – Ты слишком узко представляешь себе истину. Для тебя истина – это то, что предшествует книге, и то, о чем эта книга повествует. А для меня – это то, что следует ЗА книгой, за тем, что в ней изображено. Я так вдохновенно работал над текстом Нового Завета потому, что людям предстояло вывести из него Учение. Я был сеятелем. – Вы уклонились от ответа. – Иисус знал только Иисуса, но не христианство. В моих книгах еврей осознавал себя как еврея и практиковал иудаизм. Христианство возникло после смерти Христа, отдельно от иудаизма – чего я не предвидел, – потому что некоторые евреи отказали Христу в статусе Мессии, низведя до положения пророка. Ну и ладно, мне это глубоко безразлично! Христианство – вот что я стремился создать с помощью этих книг. – Если можно, поточнее! Так Христос все-таки существовал? |