Книга Арабская сага, страница 42 – Таня Валько

– Ты меня слушаешь? – От размышлений ее отрывает взволнованный голос новой знакомой.

– Да, конечно, – возвращается Марыся к действительности.

– Что заставляет задуматься – это то, что бедной женщине, помещенной в государственную больницу на Бате как нищенка, была когда-то произведена трансплантация стопы.

– Что?! – не совладав с собой, вскрикивает Марыся.

– Да, и это наверняка было сделано в очень хорошей клинике и самыми лучшими специалистами. По этому можно бы ее идентифицировать.

– Могу я к ней войти?

Марыся вся трясется, боясь, что ее предположение может оказаться верным.

– Конечно, хотя не знаю зачем…

– Я знала когда-то женщину, которая потеряла стопу в автомобильной катастрофе, и ей пришили ее.

Афра держится позади, а Марыся сразу подходит к изголовью больничной кровати и пристально смотрит в изувеченное лицо пациентки. Ничего в ней не напоминает ту, о ком она думает.

– Ламия? – шепча ее имя, она склоняется над подушкой.

При этом слове пострадавшая поднимает тонкое как бумага обожженное веко единственного глаза и смотрит на давнюю соперницу. Теперь Марыся уже убеждена, что нашла ту, которую столько раз хотела убить.

– Ламия… Ты подлая женщина! Жизнь все же воздает по заслугам… Шаа Аллах, – говорит она, глядя на нее уже без жалости, с ненавистью, которую никогда не изгоняла и не изгонит из своего памятливого арабского сердца.

– Это она? – спокойно спрашивает Афра, которая, стоя поодаль, не слышала слов подруги.

– Нет, не думаю, – без стеснения врет Марыся.

– Что ж, может, когда она почувствует себя лучше, то расскажет нам, кто она.

– Жертва никогда не назовет имени палача. И лучше пусть все так и остается.

Всю вторую половину дня Марыся увлеченно играла с детьми, Адилем и Надей, в «Марина молл». ^[77] На третьем этаже этого торгового центра находится оборудованный городок для малышей. Как для Эр-Рияда, гениальный выход из положения: в холле есть кондиционер, потому убийственной наружной температуры в сорок пять градусов совсем не чувствуется. Все утопает в зелени: здесь поставлены большие пальмы, бугенвиллеи и цитрусовые деревья. Вокруг слышен шум воды в небольших прудах и фонтанах, а по большому озеру можно плавать на лодке. Адиль и Надя с ума сходят от радости, но, несмотря на веселье, не доставляют маме хлопот. Когда они уже накатались на лошадках, покружились на каруселях, натряслись на мельничных колесах и в кружащихся чашках, то решили, что пора и перекусить.

– Что съедим на этот раз? – спрашивает Марыся у малышей.

– Я голодная! Мне хочется шаурмы! – кричит Надя.

– Мням! – вторит ей по-своему Адиль.

– Супер, – смеется их мама. – Я тоже.

Она разговаривает со своими арабскими детьми по– польски, так как приходит к выводу, что лучше не смешивать все в голове у Нади. С Каримом, которого та считает отцом, с тетей Дарьей и любимой бабушкой Крысей девочка говорит на этом языке. Адилю же знакомство с еще одним языком тоже наверняка не повредит. Троица минует всевозможные фастфуды, в которых лакомятся толстые богачи Саудовской Аравии, и идет к менее осаждаемой части с арабскими блюдами быстрого приготовления, которые для них намного более полезны и вкусны. В Азии Марыся тосковала по этим блюдам. Ей надоел белый рис на пару, рыбный соус и пальмовое масло, которым сдабривали каждое блюдо и которое склеивало рот, забивало сосуды. Вкус шаурмы, особенно саудовской, с пикулями, майонезом, кетчупом и мясом, приправленным корицей, неповторим, его любит и она, и ее дочь. Даже маленький Адиль присоединяется к числу любителей этой еды и уплетает ее со смехом.

– Время собираться, – вздыхает Марыся, видя сонные глаза сыночка.

Как бы ей хотелось сейчас сесть в машину и забрать детей домой, но, к сожалению, одного из них она должна отвезти к отцу. Такое решение она приняла сразу же после рождения сына, и теперь ничего уже не изменить. Но сердце матери при каждом расставании будет кровоточить и рваться на части.

Приехав в район, где находится резиденция Хамида, Марыся на пороге передает няне спящего уже малыша и решает как-то поднять себе настроение.

– Заскочим на минутку в галерею? – спрашивает она у Нади, которая тоже уже немного устала.

– А зачем? – кривится девочка. – Ведь ты никогда не любила ходить по магазинам без цели.

– Может, что-нибудь себе купим? – искушает мама.

– Что? Мамуль! Это бессмысленно!

– Так что, снова весь вечер будем сидеть в четырех стенах? – Женщину все больше раздражает эта ситуация.

– Может, папочка приедет? – надеется Надя.

– Скорее всего, нет.

– Почему он все время сидит в клинике, а дома только тогда, когда ты на занятиях, а я в школе? – Сообразительная девочка прекрасно все замечает и понимает: некоторые вещи сразу бросаются ей в глаза. – Он что, нас уже не любит?

Марыся решает не настраивать дочку против человека, которого та любит и считает своим отцом:

– Любит, но у него много работы.

– Глупости, мама!

Надя опускает глаза и строит обиженную мину, как если бы знала, что это мама виновата в сложившейся ситуации:

– Ты делай что хочешь. Я, во всяком случае, иду домой, потому что через полчаса мой сериал на «Дисней плэнэт». Извини!

– В таком случае водитель завезет тебя и тут же сможет вернуться за мной, когда я сделаю покупки, – решает, разозлившись, Марыся, потому что не хочет очередной вечер проводить дома. Как, впрочем, не хочет идти и в торговый центр: прогулки женщины без сопровождения вечерней порой в Саудовской Аравии не приняты и могут плачевно закончиться. «Черт возьми! – бесится она. – Недостаточно того, что я замужем, но практически без мужа, так еще и эта маленькая засранка капризничает! Что за жизнь!»

Она выскакивает из автомобиля у входа в центр, так что у испуганного водителя нет возможности возразить. Он чувствует себя ответственным за жизнь пассажиров, а подобный сумасшедший поступок женщины слишком опасен. Водитель успевает только открыть рот, но не с кем уже говорить: женщина исчезает в толпе традиционно одетых саудовцев.

«Что за черно-белое домино!» – иронично улыбается Марыся себе под нос, видя женщин в черном, в большинстве своем с закрытыми лицами, и мужчин в белых длинных, до пола, рубашках. Днем с огнем тут можно искать кого-то в европейской одежде. Сама она всегда ходила в Саудовской Аравии с открытым лицом, но всегда была в чьем-то обществе, поэтому сейчас чувствует себя странно чужой, особенно под осуждающими, критическими взглядами арабских женщин. Она становится перед витриной большого магазина с фирменной обувью и сумочками и решает, что ей дальше делать. «Даже не могу переждать необходимые два часа в безопасном кафе или ресторане. Отделения для семей не предназначены для женщин, которые, по мнению общественности, ходят одни только с развратной целью – для того чтобы подцепить кого-нибудь». У Марыси шумит в голове, она не знает, куда идти. «Снова я приняла кретинское решение!» – проклинает она себя за безрассудность. Потом поворачивается и украдкой осматривает приятный уголок с французскими блинчиками, полный довольных людей. У столиков сидят или пары, или женщины с детьми, или большие семьи. Там нет для нее места. «А может, к кому-нибудь подсесть?» – проносится в ее голове шальная мысль.