Онлайн книга «Кусатель ворон»
|
– Да заело твою ракету, вот и все. Порох отсырел, мыши туда нагадили. Они уже где-нибудь сидят, шашлыки из нутрий жарят. – Каких еще нутрий? – Капанидзе мне рассказывал, что нутрии – самое то! Вкуснее курицы! А он такое местечко знает – там эти нутрии просто кишат. Вот сейчас они сидят – и шампуры переворачивают, а на каждом нутрия жиром трескает, лучок запекается, помидорки… Я не большой ценитель нутрий, но Пятак описал это так аппетитно, что я понял, что тоже не отказался бы от жареной крысы, особенно с луком. Пятахин, впрочем, сам быстро утомился от рассказов про крыс, сделал себе передышку и стал учиться омерзительно свистеть носом, заявив, что если Гаджиеву можно бездарно хрипеть и это пользуется у народа популярностью, то он собирается выучиться высокохудожественно свистеть и покорить этим мир. А я с чего-то попытался вспомнить, какое число сегодня, и никак не мог. Наверное, это все от электричества. Исчезло электричество, и информационный кокон вокруг нас мгновенно рассосался, и уже неясно, который день и сколько времени, и даже месяц не очень определен, лето, жизнь. Это мне нравилось. Пятахин свистел носом, рычал, иногда плевал на встречное дерево и кричал «ого-го»… Так мы прошли километра два. – О-па! – Пятахин хлопнул в ладоши. – Зеленая! Всё, нашли живой германистку! Можем возвращаться! Он указал пальцем – над лесом взлетела зеленая ракета. Она летела медленно, лениво набирая высоту, брызгая в разные стороны сияющими каплями. – Я так и знал, – Пятахин потянулся. – Она не могла далеко уйти, германисты все хилые. Могу поспорить – как только в лес вошла, так сразу поняла, что по лесу бродить – это не байду разную в библиотеке сочинять. Ладно, пойдем обратно, эти баторки и заблудиться по-нормальному не могут. Что за люди… Он потряс компас, сверился с ним и двинулся в сторону ракеты, сделал шагов двадцать и упал. И я тут же упал. Что-то случилось. Под ногами пробежала живая волна, она толкнула меня в пятки… Вздох. Со всех сторон, точно сам мир вздохнул вокруг нас. Тихо сразу стало, только где-то вдалеке орали птицы. – Землетрясение, кажется… – Пятахин сел, пощупал голову. – Вот это да… Не знал, что здесь бывает… – Бывает. Здесь, кажется, разлом какой-то тектонический, Капанидзе говорил, что трясет. Я тоже поднялся с земли. – Разлом… Прикинь, мы приходим на поляну, а они там все провалились… – Пятахин хихикнул. – Одна Жохова осталась, стоит, курит… Заманчивые перспективы. – Разве Жохова курит? – удивился я. – Конечно, – Пятахин отряхивал с одежды мох. – Конечно, курит. Как кочегарка. А как покурит, себя сразу бичует плеткой. – Бичует? Пятахин на полном серьезе кивнул. – Она еще на дровах спит, – сообщил он. – Чтобы грехи компенсировать. Идет в сарай, выбирает самые кривые и суковатые дрова… Я понял, что Пятахин начал гнать, и перебил: – Пойдем поскорее. – Пойдем-пойдем. Я просто хочу сказать, чтобы ты шефу передал, чтобы он с Жоховой не связывался. У нее маманя колдунья реальная, она наверняка Жоховой приворотное зелье выдала… Дальше я не слушал, дальше покатился очередной фантазм: Жохова – ведьма-самоистязательница, мать ее – прорицательница, Пятахин сам видел, как она на болоте синих лягушек собирала… Ну и так далее, а в промежутках бездарный тусклый свист через нос. А потом Пятахин резко остановился и принялся рыться в карманах. – Ну и? – спросил я. – Компас потерял, – признался Пятахин. – Когда тряхнуло, из кармана вывалился… И сделал неожиданный вывод: – Это Жохова меня, наверное, прокляла. – И что делать? – спросил я. – А, ничего, – отмахнулся Пятахин. – Я заметил по солнцу, так и двинем. Пятахин пальцем обозначил направление. – Через полчаса будем там, – с отвращением сказал Пятахин. – А я надеялся, целый день ее будем искать, хоть отдохнем от этих… Слушай, Бенгарт, а тебе ведь Сандра нравится, да? Я пожал плечами. – Молодец, правильно действуешь. Я это к тому, что вот так и надо – друганешь с Сандрой, потом вместе в Раммштайн сваливаете… – Я и так могу в Германию, – напомнил я. – Ах, ну да, ты же швабская шкура. Так это, значит, голос крови. Она немка, ты немец, вот у вас и влечение, понимаю. А мне вот Снежанка нравится. Я ее еще в пятом классе наметил, только у нее сейчас Дубина в друзьях. Но это ничего, его скоро в полицейскую академию отправят. – А она в училище химзащиты собирается, – немного испортил я ему настроение. – В химдым, значит, едет, – не огорчился Пятахин. – А я тогда на филфак поступлю, там до химдыма рукой подать. И снова будем вместе, как Инь и Ять… И Пятахин рассказывал, как здорово им будет жить со Снежаной, как они будут вместе ездить в Турцию, петь караоке и прыгать с парашютом, хорошо-то как. Мы почти два часа пробирались в сторону ракеты и никак не могли пробраться, а он все болтал и болтал. А лес почему-то не заканчивался, тянулся и тянулся, хотя по солнцу мы шагали вроде верно, и все это в придачу накладывалось на боботанье… Кошмар. Когда начался третий час, Пятахин пришел к выводу: – Жохова меня, кажется, реально прокляла. Если бы не прокляла, мы бы не заблудились. На самом деле как-то странно. – Заклятье наложила – чтобы мы плутали и плутали. – Просто один дурень компас потерял, – напомнил я. – Я не виноват. Жохова прокляла, я и потерял. Теперь мы тут всю жизнь гулять будем! Я подумал, что Пятахин все-таки с отклонениями. – Пить хочется, – сказал Пятахин. – Жохова подсыпала вчера в кисель побольше соли, а потом сахара, чтобы скрыть. И вот теперь я мучаюсь. На самом деле стало довольно жарко. Солнце разогревало землю, утренняя вода быстро испарялась, воздух над сыринами колыхался, отчего меж осин натягивались бесформенные радужные фантомы, так близко, что я пробовал их потрогать. Хотелось пить, Пятахин предлагал напиться из лужи, но я запретил, рассказав, как туристы из соседнего города пропали, а потом их нашли возле такой вот лужи, они сидели вокруг совсем дохлые, и лесные мыши уже отъели им носы. Пятахин передумал пить, сказал, что еще немного помучается. Два раза обходили топи. С виду вроде полянка полянкой, травка зеленая, цветочки синенькие, все так ровненько, солнечно, но топь топью, а вот когда шли туда, никаких топей, кстати, не встречали. Пятахин показал мне корягу, торчащую из зелени, и уверял, что это оленьи рога, старые олени приходят сюда петь лебединую песню, вот примерно как Жохова над прорубью… |