Книга Три королевских слова, страница 30 – Агата Бариста

Ее слова меня смутили.

В нашей семье никто не курил, и я табачный дым не жаловала. Но некоторые из папиных друзей курили. Дымили как паровозы, чего уж там. Когда они приходили к нам в дом, то на улицу их никто не гнал. Включался на полную мощность кондиционер, а когда застолье заканчивалось, мама творила специальную антитабачную волшбу, которую сама и сочинила, и к утру комната полностью очищалась от последствий курения.

Обои у меня в квартире были такие светлые, такие чистые, и занавески тоже новенькие… и потолок со свежей побелкой… и пахло у меня в квартире приятно.

А кондиционера не было. Но не могу же я держать уставших гостей на пороге. Мне очень хотелось отблагодарить их за все. За один вечер ничего не случится. Была не была, решила я. Пусть курят в комнате, не прогонять же их на лестницу. Все равно буду сегодня созваниваться с родителями. Вот и спрошу у мамы, как избавиться от дыма. А пока окно в комнате открою и на кухне балкон, чтобы сквозняком вытягивало.

Я улыбнулась и пошире распахнула дверь в подъезд.

— Заходите. Можно у меня курить, переживу уж как-нибудь.

Ведьмы замолчали, переглянулись и снова посмотрели на меня. Они явно обрадовались. У всех четверых даже глаза блеснули какой-то зеленью.

— Ты нас приглашаешь? — довольным голосом проворковала Ксения. — Всех?

Нет, можно подумать, я кого-то на улице оставлю.

— Ну разумеется. — Я пожала плечами. — Заходите уж скорее все. Нам на последний этаж, и лифта нет. Но тут всего четыре этажа.

Мартин сделал широкий жест рукой:

— Дамы! После вас.

Ведьмы цепочкой проследовали в подъезд. За ними — я. За мною — нагруженный Мартин. Пока мы поднимались, я приуныла от непрошеных, но неизбежных воспоминаний. Еще недавно я шла по этой лестнице, наполненная радужным предвкушением, всерьез опасающаяся своей неопытности, но ведомая твердой решимостью… Наверное, и Мартин сейчас вспоминает тот вечер… Что же он думает про меня на самом деле? Только у дверей квартиры я встряхнулась и силой заставила себя думать о другом. Скоро я вернусь в Оленегорск, и все наладится. Все будет хорошо. А пока бессмысленно изводить себя горькими мыслями.

Я открыла входную дверь. Снежинка навстречу не вышла, но я не удивилась. На нее иногда нападала застенчивость при виде незнакомых людей. Она предпочитала сначала отсидеться в укромном месте, рассмотреть гостей, привыкнуть к ним и только потом неслышно появиться во всей красе — так, чтобы окружающие начали ахать и восторгаться ее белоснежной шубкой.

Снежинка должна была ведьмам понравиться, она всем нравилась.

А ведьмы ей? Это вопрос.

Девушек я проводила в комнату, а Мартина направила на кухню.

— Пакеты с одеждой в прихожей кинь — я чуть позже уберу, а съедобное на кухне на стол выложи. И шампанское открой, остальное — в холодильник.

В комнате я усадила ведьм на диван, расставила вместо пепельниц несколько пиал и предусмотрительно распахнула окно. В комнату вплыл летний городской воздух — смесь выхлопных дымов и чего-то нежного, сиреневого, цветущего где-то далеко, за три двора отсюда. Щемящее чувство тоски по дому сжало сердце, но я прогнала его. Не так плохо обстоят дела. Откуда ни возьмись образовался настоящий день рождения, с гостями и шампанским.

Мартин здесь, рядом…

Наверное, грех жаловаться.

Ксения, Аня и Люда с любопытством оглядывались по сторонам.

— А у тебя мило, Барашек, — сказала Аня. — Картинки такие прикольные.

— Да, симпатично, — сказала Ксения. — И картины действительно хороши.

Люда молча покивала, соглашаясь.

Одна только Ангелина, опустив глаза, внимательно рассматривала свои ногти и чему-то улыбалась. Эта улыбка вызвала у меня смутное недоумение. Я редко видела Ангелину чем-либо довольной, а вот сейчас она была очень, очень довольна. Хороший маникюр?

— Вы пока курите, не стесняйтесь, — сказала я гостьям, доставая из буфета цветные бокалы и большой серебряный поднос. — А я сейчас. Я быстренько.

На кухне Мартин уже сделал все, о чем его просили. Он стоял, опустив голову и сложив руки на груди, спиной к окну, и лицо его было в тени.

Преодолевая неловкость, я заговорила, постаравшись придать голосу шутливые интонации:

— Не стой здесь. Иди в комнату… тост пока можешь придумать. Цветистый, восточный. Про то, как высоко в небе парил горный орел, внизу бежала горная река, а потом неожиданно подвести к тому, что я умница-красавица и вообще молодец. А я сейчас все подготовлю, бокалы ополосну и приду.

Мартин качнулся, сделал шаг вперед и оказался рядом со мной.

Я вздрогнула: лицо у него было белое как снег, обычно голубые глаза потемнели, и в них сгустилась мутная болотная зелень.

— Данимира… — глухо пробормотал он. — Даня, Данечка…

Никогда раньше Мартин не называл меня так ласково, но вместо радости я ощутила тревогу.

— Ты выглядишь совсем больным… Что с тобой?

Мартин словно не слышал меня.

— Данечка, — снова пробормотал он. — Иди сюда, обними меня… — Его голос был странно жалобным.

— Нам нельзя… — начала было я, — чуть-чуть подожди… — Я хотела рассказать ему, какие надежды мною возлагаются на поездку в Оленегорск.

— Просто обними, — сквозь зубы сказал Мартин. Я посмотрела в больную муть его глаз и сделала, как он велел. Обняла его и положила голову ему на грудь, Мартин стиснул меня так, что мне стало трудно дышать, уткнулся мне в волосы, и мы застыли в этом объятии на долгое время.

Против ожидания, опять никакие бабочки в животе не порхали и вообще ничего такого я не испытывала, хотя в Эрмитаже от близости Мартина у меня подкашивались ноги. Нет, сейчас ощущения были совсем другие: мне просто было хорошо, как будто я обнималась с потерянным некогда другом. Будто я долго брела по ледяной заснеженной равнине, а теперь стою и отогреваюсь у очага. Казалось, что объятия Мартина — единственное надежное место во Вселенной, что мы с ним — единый организм, обладающий общей кровеносной системой, и что разлучить нас невозможно.

Потом он разомкнул руки и быстро отстранил меня, почти оттолкнув.

— Прости меня, — сказал Мартин так, как будто что-то мешало ему говорить. Потом резко втянул воздух через стиснутые зубы, выдохнул и повторил: — Прости.

На пороге он бросил через плечо:

— Не торопись. — И вышел.

Что это было сейчас? Что это за братско-сестринские объятия?

Я рывком распахнула балконную дверь, постояла, разглядывая свой маленький садик — в горшках, как обычно, цвела сорная трава, которую я не стала выпалывать и этой весной.

— Ничего, прорвемся, — сказала я диким цветикам. — Все будет хорошо.