Онлайн книга «Ночной Странник»
* * * Побудка на рассвете. Собираю острием ножа росу с травы. Капучино а-ля Побережье Парусов. Съедаю кусочек мяса, полпалочки халвы и финик. А потом покидаю свою котловинку и отправляюсь наверх. Сижу на вершине как раз перед восходом солнца. Время для утренней экскурсии, осмотра окрестностей в первых лучах солнца и планирование действий на ближайшие шестнадцать часов. Действий рациональных и осмысленных. Всходит солнце. Прекрасный момент, когда первый оранжевый лучик солнца пробивается сквозь вершины и обрисовывает передо мной панораму горной цепи. Это полное безумие. Меня обучали именно под таким углом, чтобы я не сошел с ума, глядя на детей, превращенных в боевые машины, что выглядят как адские карлики. Чтобы не ел себя поедом, вспоминая, как печь говорит человеческим голосом, или когда законы физики отправляются на прогулку. Но все это – проблема масштаба. Я смотрю на гору, встающую над длинной и широкой равниной, и чувствую пустоту. Что-то вроде контрольной картинки или сообщения panic screen. «Разум выполнил недопустимую операцию и будет закрыт. Если проблема будет повторяться, обратитесь к производителю». Я вижу гору, узкую, встающую ласковыми линиями до того самого места, где ее обрезало словно ножом, а на вершине стоит идеальный сверкающий шар размером с административное здание. Если считать от основания, во всем этом метров шестьсот. Шар стоит на воде. Воде, которая неторопливо вращает его и омывает поверхность, а потом вытекает на пять сторон водопадами. Я вижу вершину – как конус. Идеальный островерхий конус, пробивающий в половине высоты еще один шар, словно глобус размером со стадион и в лигу диаметром. Они не все геометричны, но почти всякая вершина – скульптура. Целенаправленные, титанические формы без следов обработки. А в долине видны еще какие-то более безумные абрисы, хотя и значительно меньших размеров, напоминающие фонтаны, дома и беседки; среди них снует туман. У меня открыт рот, вытаращены глаза, и я молчу. Молчу внутри и снаружи себя. Внезапно я вспоминаю, каким образом можно прервать галлюцинацию. Невозможно. А значит – я отравлен. Здесь что-то в воздухе. Но рука моя выглядит как рука. Стайка птиц, пролетающих ниже, не превращается на моих глазах в лещей или блинчики. Растущие вокруг кусты и травы тоже в совершенном согласии с «Атласом определения флоры Северного Континента». Когда нечто не имеет права существовать, но все же существует, я принимаю это к сведению и не задаюсь вопросами «как» и «почему». Так уж я обучен. Я спускаюсь в эту долину. Длинной, овальной выпуклой гранью, что тянется пониже наклонной нависающей над долиной скалы. Гора, которой я схожу в долину, тянется пологим снижающимся хребтом каких-то полкилометра. Скользко. Пригодились бы крюки и ледоруб. Через некоторое время туманы внизу немного расступаются, и я вижу, как они текут долиной, словно реки, скользя между хребтами и соединяясь в один долгий поток. Несмотря на это, начинает развидняться. Встает солнце. Я смотрю, куда направляюсь, и внезапно останавливаюсь в остолбенении. Потому что отчетливо вижу, куда направляюсь: к стопе. Стройной женской стопе, плоско лежащей на земле перед вытянутой вперед ногой. К стопе длиной каких-то сто пятьдесят метров. А иду я – по руке. И приближаюсь к локтю. К локтю, что упирается в колено. Каменный мост, соединяющий две вершины пониже, – предплечья, лежащие друг рядом с другом. Я иду по телу гигантской женщины, что сидит с вытянутыми вперед ногами, свешенной вниз головой и локтями, упертыми в колени. Подхожу очень осторожно, насколько возможно по округлой поверхности, и заглядываю вниз. Вижу гигантские круглые груди, увенчанные сосками размером с приземистые несколькометровые угловые башни. Склоненное лицо отсюда не очень хорошо видно. У девушки опущена голова, опирающаяся на руку, и она смотрит вниз. Худший момент спуска – переход ладонью. Тут отвесно, нужно осторожно соскальзывать с фаланги на фалангу. К счастью, средний палец и мизинец немного оттопыриваются и создают почти ступеньки. Восьмиметровые ступеньки, но хоть так. Я чувствую себя Гулливером, хотя с женщиной таких размеров и Гулливер не совладает. На ее ладони можно было б разыграть баскетбольный матч, да еще и разместить зрителей. Счастье, что она сидит, далеко вытянув ноги. Таким-то образом, спуск по голени опасен, но возможен. Путешествие завершается сходом с пальцев стопы. Оказывается, ноготь мизинца не ниже остальных пальцев, и что с его поверхности, на которой можно было б припарковать пару автомобилей, до земли – три хороших этажа. Я схожу желобом между пальцами. И оказываюсь в безумной долине, окруженной странными памятниками. У стоп девушки, что уселась и свесила голову на сплетенные руки. Счастье, что она сидит. Сейчас в ней метров четыреста до макушки. Когда встанет – будет в ней с километр. Я чувствую настрой безумия, пропитывающий всю долину, и мне кажется, что меня ждет непростой день. На всякий случай я активирую цифрал. * * * Он решил, что не откажется прогуляться по котловинке, которую создавали ноги девушки, накрытые сверху головой и сплетенными руками. – Я устал, моя дорогая, – заявил Драккайнен. – Мне очень нравятся длинные ноги, но по твоим я спускался полтора часа. Это, полагаю, перебор. Под вздымающимся в двухстах метрах выше гигантским лицом находилось круглое озерцо, в которое сверху, журча, падала вода. Вытекала из уголков глаз. – Ну это тоже перебор, – крикнул Драккайнен. – Сколько нужно реветь, чтобы у тебя выросли пятиметровые сталактиты из носа? Миллион лет? Что за истеричка! Возьми себя в руки, девушка. Утри свои сталактиты и улыбнись. Он обошел озерцо и посмотрел вдоль ног. – Я так и знал. Достойный удивления реализм. Однако большая же у тебя пещера! – крикнул он, желая вызвать эхо. – Теперь я должен идти, но на обратном пути навещу тебя. Всегда любил пещеры. * * * Дно долины было плоским. Там росли трава и деревья, ее прорезали ручьи, разливаясь круглыми запрудами. Но только это и выглядело нормальным. Ненормальными были, например, длинные реки тумана, что текли через долину. Холодного тумана, наполненного меняющими форму созданиями, которых он видел термозрением. За поросшими лесом холмами маячили какие-то застройки. Но не обычные деревянные дома из бревен, к которым он привык. Клубневидные строения – не то гигантские дыни, не то амбары, не то пузатые кувшины. |