Книга Дважды два, страница 113 – Николас Спаркс

Мардж ненавидела их еще сильнее, чем я. Если я просто забывал пристегнуться – имейте в виду, я был еще ребенком, – то Мардж отказывалась от них намеренно, чтобы иметь возможность ущипнуть меня или отвесить подзатыльник. Добавлю, что такое случалось довольно часто.

В тот день меня в машине не было, и хотя за точность фактов я не ручаюсь, но, кажется, авария случилась не по маминой вине. Она не превышала скорость, движение на улице не было оживленным, она проезжала перекресток на зеленый свет светофора. А тем временем какой-то малолетка – вероятно, настраивающий радио или уплетающий картошку фри из «Макдоналдса», – рванул на красный и врезался в бок «универсала».

Если мама почти не пострадала, то за Мардж нам всем пришлось поволноваться. При столкновении из боковых окон вылетели стекла. Когда Мардж привезли в больницу, она была в сознании, но с кровотечением, ушибами и сломанной ключицей.

Войдя в больничную палату вместе с отцом и увидев сестру, я пришел в ужас. В шесть лет я мало что знал о смерти и даже о больницах. Отец стоял возле кровати Мардж, его лицо было бесстрастным, но не скрывало того, как он напуган. Взглянув на мое искаженное страхом лицо, он нахмурился.

– Подойди к сестре, Расс.

– Не хочу, – помню, заупрямился я.

– А мне нет дела до того, чего ты там не хочешь, – отрезал он. – Я велел тебе подойти, и ты сделаешь это.

Его тон не допускал возражений, я робко приблизился к кровати. Лицо Мардж было чудовищно распухшим, в синяках и царапинах, словно его, как игрушку, сшили из лоскутов. Она не была на себя похожа. И выглядела как герой из фильма ужасов, поэтому я разрыдался.

Лучше бы я сдержался. Отец подумал, что я плачу от сочувствия к Мардж, и, утешая, положил руку мне на плечо, отчего я зарыдал сильнее.

Но я плакал от жалости не к Мардж, а к самому себе, потому что мне было страшно, и я со временем начал презирать себя за этот поступок.

На свете есть смелые люди.

В тот день я узнал, что я не из их числа.

Врачи не сразу поняли, что с Мардж. Медсестры брали кровь и делали рентгеновские снимки грудной клетки. Потом ее увезли на компьютерную томографию. Мардж осматривали и взяли образец ткани легких на анализ.

И все это время только Мардж выглядела совершенно спокойной. Отчасти потому, что кашель утих. Она шутила с врачами и сестрами. Я снова задумался о том, как ловко моя сестра скрывает свой страх даже от тех, кто ее любит. А тем временем в лабораториях делали анализы. Я слышал, как врачи переговариваются шепотом и различал слова «патология» и «радиология». «Биопсия». «Онкология».

Лиз явно тревожилась, но не паниковала. Мои родители были как каменные изваяния. Я волновался, потому что выглядела Мардж неважно. Ее кожа стала серовато-бледной, подчеркивая худобу, и я невольно стал вспоминать то, что видел своими глазами, и то, что слышал от сестры последние несколько месяцев. Изнурительный кашель, который мучил ее постоянно, боли в ногах… Усталость даже после отпуска…

Мои родители, я, Лиз и врачи думали об одном и том же.

Рак.

Нет, не может быть. Мардж не настолько серьезно больна. Она же моя сестра, ей всего сорок лет. Чуть больше недели назад она обращалась к специалисту-репродуктологу. И с нетерпением ждала беременности. У нее вся жизнь впереди.

Мардж просто не могла заболеть. У нее не рак.

Нет.

Нет, нет, нет, нет…

Вивиан, которая увезла Лондон в Атланту, я был искренне благодарен: мне не пришлось весь день думать, чем занять дочь. Много часов подряд я провел в больнице у Мардж, иногда отправлялся пройтись по стоянке или выпить кофе в кафетерии. Я позвонил Эмили и сообщил, что происходит, просил ее не приезжать, но она решила по-своему.

Краткая, но радостная встреча Мардж и Эмили состоялась незадолго до полудня. После, в коридоре, обняв меня, дрожащего от страха, она сказала, что хочет повидаться со мной вечером, если я буду в состоянии. Я пообещал позвонить ей.

Наконец я позвонил Вивиан. Узнав, что случилось, она ахнула и предложила немедленно прилететь вместе с Лондон. Но я объяснил, что Лондон лучше побыть с ней – по крайней мере, на выходных. Вивиан согласилась.

– Ох, Расс… – тихо сказала она, ничем не напоминая прежнюю, резкую и деятельную Вивиан. – Мне так жаль…

– Пока еще рано. Ничего не известно наверняка.

Но я обманывал себя, и мы оба понимали это. Вивиан прекрасно знала, что случилось со всеми родными моей мамы. Она снова заговорила, и я услышал дрожь в ее голосе.

– Сделай одолжение, ничего пока не говори Лондон, хорошо? – попросил я.

– Конечно, не скажу! Я могу чем-нибудь помочь? Тебе ничего не нужно?

– Пока нет, – ответил я. – Но все равно спасибо, – говорил я с трудом, мысли начинали путаться. – Если что, я тебе сообщу.

– Держи меня в курсе, ладно?

– Обязательно, – пообещал я, зная, что сдержу слово. Ведь мы все-таки еще женаты.

Днем, пока мои родители и Лиз ходили в кафетерий, я побыл с Мардж. Она расспрашивала меня о работе, по ее настоянию я подробно рассказал о рекламных кампаниях, которые разрабатывал для клиентов. По-моему, она тоже вспомнила тот день в больнице после аварии и как мне тогда было страшно. А еще она знала, что о работе я способен говорить бесконечно, поэтому засыпала меня вопросами.

По привычке, появившейся у нее с недавних пор, она спросила про Эмили, и я наконец признался, что влюблен, но пока не готов рассказать об этом родителям. Выслушав меня, она торжествующе рассмеялась.

– Слишком поздно. Мама с папой уже знают.

– Но откуда? Я им ничего не говорил.

– А тебе и не пришлось бы, – ответила она. – Когда ты звонил Эмили в День благодарения, у тебя все было написано на лице. Мама только брови подняла, а папа повернулся ко мне и спросил: «Уже? Он ведь еще даже не развелся».

Я невольно рассмеялся. Да, такой уж он, наш отец.

– Не думал, что все настолько очевидно.

– Угу. – Она закивала. – Но лучше бы ты не приводил ее сюда сегодня – я выгляжу кошмарно. Надо было нам встретиться сразу после Коста-Рики, пока я еще могла похвастаться загаром.

Я кивнул, поражаясь тому, что Мардж ведет себя как ни в чем не бывало.

– Это я виноват.

– Я, кстати, хотела бы познакомиться с Бодхи.

– У тебя еще будет возможность.

Она смяла в кулак край больничной простыни, туго скрутила его, а потом отпустила.

– Я все думаю об имени для ребенка, – продолжала она. – Даже книгу купила, знаешь, бывают такие? И иногда листаю на работе. Даже выделила некоторые.