Онлайн книга «Black & Red»
|
– Ты только голос не повышай. – Я и не повышаю. – Ты повышаешь. И злишься. А я… я помочь тебе хочу. Я могла бы помочь тебе, если бы ты рассказал, назвал причину. Мы бы вместе об этом поговорили. – Женя дотронулась до его руки. – Я тогда там, в музее, так за тебя испугалась. – Пена изо рта у меня не шла? – хмыкнул Ермаков. – Тебе все шутки. Ладно, со мной можешь шутить. А у психолога будь серьезным, хорошо? – Хорошо. Ты как мама. – Я похожа на твою мать? – Нет, совсем не похожа. Но такая же заботливая. И это хорошо, так и должно быть. Жена должна заботиться о муже. – А я вот замечаю, что тебе этого мало. – Замечаешь? – Тебе вообще всего этого мало, – Женя обвела рукой кухню. – И меня тебе недостаточно. А я бы хотела, чтобы я была для тебя все-все. Знаешь, там, в Лондоне… – Сырость одна в этом Лондоне, лучше бы на море махнули – позагорали бы, покупались. – Мы в Париж хотели, а не на море. Только Лондон все равно лучше. Я его часто вспоминаю. Ты бы хотел там жить? – В Лондоне? – Я бы, наверное, хотела, и совсем не потому, что Москву не люблю или из страны решила бы свалить. Просто… не знаю, мне там так было хорошо с тобой… очень хорошо. И я хотела бы, чтобы так было всегда, чтобы ты был здоров… – Я здоров. Ну-ка иди сюда, – Ермаков легко, как пушинку, поднял жену со стула. – Мускулы какие, ну-ка потрогай. – Чай прольешь! Он ее пухлой ладошкой в своей ладони провел по своему предплечью, сжал, демонстрируя бицепсы. Она уткнулась ему в грудь, поцеловала ключицу, попав губами в серебряную цепочку с цилиндриком-брелоком. – А пресс проверь. – Пресс как броня. – Ну а здесь? – Здесь тоже, – она смутилась, вспыхнула. – Тут все совершенно замечательно. Так замечательно, что… – Что опять не так? – Что я иногда думаю: как ты вообще на меня внимание обратил? На меня если кто внимание обращал – в институте, на работе, – все были какие-то… ну, в общем, серость сплошная, рядовые товарищи. – А я выдающийся товарищ? – Да, – Женя заглянула ему в глаза. – Ты не рядовой… но иногда мне кажется, что ты гость здесь, ну здесь, – она обвела рукой кухню, – где я. – Я же сказал тебе, что из Питера уезжать не хотел. И уехал только ради тебя. – А ЭТО с тобой в Питере случалось? – Что ЭТО? – Ну… то, что ты вспомнил там, в музее, что тебя напугало. – Напугало? По-твоему, я струсил? – Ты только не кричи. – Да это ты во всем виновата, ты потащила меня на выставку этого римского гомика! – Женечка, я… – Еще почти двадцать пять фунтов за этого педераста мраморного выложили! – Женя, успокойся. – Да спокоен я. – Знаешь, если этот психотерапевт пропишет какие-то таблетки, лекарства, – после паузы сказала Женя, – ты, пожалуйста, далеко его не посылай, а возьми рецепт. – Что еще хорошего скажешь? Приятного мужу? – Я тебя люблю. – Все? – Все. Ермаков прошелся по маленькой кухне. – Собирайся и поехали в «Ашан», – сказал он. – Правда? А как же твой автосервис? – Потом, успею. Я все успею, ты не беспокойся. А в это же время или, может, чуть позже Оксана Жуковская вышла из ворот школы, располагавшейся на Малой Полянке. Эта старая московская школа с некоторых пор имела статус гимназии, славилась на всю столицу своими преподавателями и организацией учебного процесса. Именно сюда Оксана Жуковская мечтала перевести в наступающем учебном году дочь. Владимир Жуковский пока ничего об этих планах жены не знал. Идею насчет гимназии подсказал Оксане его брат Алексей Жуковский еще в середине лета. По его мнению, это было достойное учебное заведение. И хотя он всего лишь упомянул гимназию в простом телефонном разговоре с женой брата, Оксана отправилась на прием к директору гимназии именно как «родственница Алексея Жуковского» – того самого, которого вся страна видела по телевизору на совещании у президента в Кремле. Может быть, по этой самой причине с переводом дочери не возникло никаких препятствий. Оксана заполнила все необходимые документы, побеседовала с директрисой – дамой строгой, но приятной во всех отношениях, прошлась по школьным этажам, осматривая коридоры и классы, заглянула в туалет. Подкрасила губы, поправила красную шляпку, позвонила на работу, где еще накануне предупредила, что задержится, и в прекрасном настроении вышла за школьные ворота. Прекрасное настроение в последнее время было у нее нечасто. И виноват в этом, по мнению Оксаны, был ее муж Владимир Жуковский. Взять хотя бы вчерашний вечер, когда она решила дождаться его в Калашном переулке после сеанса у психотерапевта. Он подумал, что она караулит его, контролирует. Устроил ей скандал. По дороге домой в машине скандал дошел до своего пика. «Да катись ты к черту! Мне надоело давать отчет, что я делаю, чем занимаюсь на работе, куда хожу, сколько зарабатываю, посещаю ли сеансы этого чертова Деметриоса! – кричал Жуковский, остановившись на светофоре. – Убирайся к черту, слышишь?» До дома было уже недалеко, они почти приехали. И Оксана решила показать характер, он не смел ее вот так безнаказанно, беспардонно оскорблять. Она вышла из машины, хлопнула дверью. А он даже не остановил ее – газанул с места. Вернулся он домой очень поздно, Оксана услышала это сквозь сон. В спальне пахло перегаром, наутро Жуковский был угрюм. И все же, уходя, буркнул пристыженно: – Прости, Ксюха, вчера я… – Где тебя носило так долго? – спросила его Оксана. Жуковский глянул на нее, и в глазах его она прочла: «Где носило? Опять начинается?!» Она промолчала – не буди лиха, как говорится. Не буди, не буди, не буди лиха… Лихо – какое оно? – Добрый день, я могу вас подвезти? Оксана Жуковская оглянулась. Это к ней обращаются. Из салона припаркованного черного джипа. Она вышла из школьных ворот, поравнялась с этой машиной и… – Я могу вас подвезти? – С незнакомыми не разговариваю. – А мы с вами немного знакомы. Она остановилась, вгляделась. За рулем сидел тот самый молодой мужчина, с которым ее муж был вчера на общем сеансе у психотерапевта. Имя у него какое-то необычное или прозвище… – Простите, я… – Пожалуйста, садитесь, – он вышел из джипа и распахнул перед Оксаной дверь. – Нет, спасибо, я… пешком, хочу пройтись. Простите, а как вы тут оказались? |