Книга Вторая молодость любви, страница 7 – Нелли Осипова

— Это мое, просто эпиграмма, придумалась «экс темпоре», что значит — прямо сейчас, немедленно, или просто экспромт для ублажения родной дочери.

— Ну какая мне от этого благость? Я просто спросила.

— А я просто ответил. Слушай, Татош, а чего мы здесь стоим на холоде? Я сегодня смертельно устал — две тяжеленные операции и битва с главным врачом.

— Ой, папик, прости, сама не знаю… затрепались и стоим. Пошли скорей. — И она открыла парадную дверь.

В лифте отец спросил:

— А как фамилия твоего Буратино?

— Борисов.

— Послушай! — воскликнул Митя. — Срочно выходи за него замуж! У тебя будет роскошная фамилия: Орехова-Борисова!

Отец и дочь так развеселились, что ожидавшая лифта пожилая женщина на их этаже шарахнулась от неожиданности.

— Представляешь, — сквозь смех сказал Дмитрий, — если завтра вдруг, не дай Бог, эта старушка окажется у меня на операционном столе, она мне ни в жисть не дастся, такому легкомысленному хохотуну.

Сашенька встретила их готовым ужином. Внимательно поглядев на мужа, спросила:

— Что — тяжелый день? — Ее не обманула веселая физиономия Дмитрия: темные круги под глазами говорили куда красноречивее.

— Да уж… — вздохнул он и пошел мыть руки.

Сашенька заглянула в ванную комнату.

— Митя, у тебя неприятности, — не то спросила, не то констатировала она.

— Я пойду спать… Поговорим завтра, хорошо? Извини…

Она не настаивала.

Расхожее утверждение, что человеческая жизнь напоминает зебру — черные и белые полосы чередуются с завидным постоянством, — Дмитрий вспомнил глубокой ночью. Он проснулся от настойчивых звонков, не сразу сообразил, что происходит: звонили в дверь и одновременно надрывался телефон.

Сашенька вскочила первая и побежала к телефону. «Сова»-то «сова», — подумал Митя, — а какое чувство опасности?! Так бывает только у женщин. Вот дурень, — ругнул он себя, — о чем я думаю?» Подошел к двери:

— Кто там? Что случилось?

Это была соседка снизу, Галя, женщина сорока девяти лет, небезуспешно боровшаяся с возрастом, конечно, если не считать рук — кожа на кистях просто вопила о предательской строчке в анкете: число, месяц и год рождения. Женщина без определенных занятий, из хорошей старинной семьи, великолепно владеющая английским и французским языками, но навсегда отравленная ядом писательства, сознанием собственной исключительности и превосходства уже по факту своего происхождения, широкой образованности и склонности к какому-никакому творчеству и оттого не сумевшая найти среди толпы поклонников ровню, как она жаловалась порой Сашеньке. Отношения у них были теплые, дружеские и доверительные. Пока были силы «держать лицо и форму», по ее собственному выражению, всегда находился какой-нибудь мужчина, солидный, достаточно обеспеченный, чтобы не думать о хлебе насущном. Кроме того, ей удавалось порой тиснуть в толстый журнал парочку своих стихотворений или переводов чужих стихов. Но в промежутках между поклонниками и собственным грошовым заработком она впадала в депрессию, и никакие уговоры Сашеньки попробовать себя в качестве частного репетитора иностранных языков или воспитателя детей в богатой семье не имели успеха. Дмитрий считал, что все усилия что-либо изменить — бесполезны, так как у Гали прочно выработалась психология содержанки.

Годы уходили, и надеяться на лучшее не приходилось — вон сколько вокруг красивых, модных, аппетитных девиц. Кому нужна стареющая аристократка, если время унесет безвозвратно ее красоту и шарм…

Однажды, в состоянии такой депрессии, она написала стихи, где сквозь нарочитую ироничность проглядывало отчаяние, и показала их Сашеньке:

Последние примерно полгода у нее появился мужчина, судя по внешности — Саша порой встречала его в лифте — одного с Галей возраста, очень на первый взгляд респектабельный, интересный, вежливый, даже обходительный, с красивой проседью в волосах и всегда элегантно одетый. Галя расцвела, преобразилась — глаза засверкали, на ней появились обновки, при встрече с Сашей или Дмитрием она лучезарно улыбалась, но заходить к ним перестала. Ну и слава Богу, думали Ореховы, наконец ей, видимо, повезло, появился порядочный, надежный мужик…

Митя открыл дверь.

Галя стояла несчастная, нечесаная, но в ярком халатике.

«Что-то случилось», — екнуло у Дмитрия сердце.

— Вы нас заливаете, — выпалила она. — Вода обвалом течет, от вас… в ванной!

Дмитрий мгновенно все понял. Он повернулся, крикнул на ходу соседке: «За мной!» — и побежал по коридору в ванную комнату. Рывком открыл дверь, включил свет — кошмар!

Весь пол, покрытый стандартной советской метлахской плиткой — такие желтые квадратики вперемежку с красными, — был на два пальца под водой. А она, слава Богу, не хлестала, а текла из-под выступа, обложенного, как и стены, голубой плиткой. В этом выступе пряталась главная труба стока. Сантехники называют ее «лежак» — наверное, в отличие от вертикальной трубы, именуемой «стояк».

— Вот видите, — упавшим голосом сказала соседка. — И прямо к нам… просто дождем льет…

— А что у вас тут происходит? — раздался заспанный голос Таньки, и она заглянула в ванную через Галино плечо.

— Ой, тетя Галя! И это все на вас?

— Пока еще не все! — рявкнул на дочь Дмитрий. — Бери совок, ведро, начинай действовать, я сейчас перекрою вентиль!

— Может, я с тряпкой помогу? — робко предложила Галя.

— Лучше идите к себе и собирайте воду там, как бы дальше вниз не потекло к Юриным.

Галя охнула и убежала. Стукнула входная дверь.

Дмитрий и Таня сосредоточенно работали, не обмениваясь, против обыкновения, язвительными репликами.

В двери ванной комнаты возникла Сашенька. Дмитрию хватило одного взгляда на нее, чтобы понять — что-то не так.

— Кто звонил? Что там еще произошло?

— Ничего нового, все то же, — растерянно произнесла Сашенька.

— А тогда почему такое лицо и голос с дрожементом? — спросил Дмитрий, выжимая насухо тряпку.

— Этот звонил, от Галки.

— Кто — этот?

— Ну, который не бой и не френд. — И, поглядев на дочь — можно ли? — уточнила: — Приходящий муж.

— И что? Много там натекло?

— В лифте он на меня совсем другое впечатление производил. И вдруг такое хамство, я даже растерялась.

— Чего же он хочет?

— В том-то и дело, что непонятно. Ругаться он хочет, как мне кажется… Я положила трубку.