Книга Мой милый Фантомас (сборник), страница 71 – Виктор Брусницин

ВЕЧЕРНИЕ ДИАЛОГИ:

Скамья в парке, ласково трутся листья, лежачее солнце рассыпалось в ветвях. Володя кивает на прошедших девушек:

— А? По диагонали — ничего.

Егор:

— Угум.

— Тебе какие части тела у женщины больше нравятся?

— Те, что молчат.

Курят. Володя:

— У меня был случай. Приезжает как-то в офис Лизка с Лялькой. Мы уже как-то раз втроем упражнялись. Ну и вроде давайте повторим. И ты понимаешь — не встает. Почему-то Ляльку застеснялся… Она: а ты представь кого-нибудь. Попробовал, но как-то все это было сильно… кукольно… Я к чему это… В общем, когда у меня возникает необходимость подрочить, почему-то самые эффектные воспоминания — от одной подруги матери.

Егор:

— Фрейд — эго, сублимация.

— Елки, подзабыл, надо почитать.

— Зачем тебе? На саму эрекцию Зигмунд не влияет — точно говорю.

— Нет, вообще… — Володя морщит лоб. — Слушай, вид голого бабского тела возбуждает. А как у педиков? Надо понимать, когда возбуждает голый мужик, это и есть признак голубизны… А если пассивный?

— Черт его знает, никогда не задумывался.

…

Володя:

— Слушай, а бабы о сексе трёкают?

— Мужику говорить о сексе интересней чем женщине — он воображает охотней.

— Ты полагаешь?

— Я именно из тех, кто полагает.

— Умный ты.

— Все не без греха.

— Но дурак.

— Кому-то быть надо. Отчего не умному.

Молчат, сосут пиво. Володя хмыкает:

— Женщина любовь ждет, мужчина — добивается. Спящая красавица — вот символ женщины… Но дождавшись, просыпается и таковую присваивает.

Егор, иронически:

— Сильно.

— Это сестра мне надысь выдала.

— Она когда заканчивает?

— На будущий год.

— Сестрешка у тебя ничего.

— Во, понял! — Володя демонстрирует кулак.

— Хах, да я шуткую… Слышь, Вов, а когда на сестру смотришь, возбуждает?

— Умри, урод.

— Нет, действительно — в принципе, какая разница? По идее тоже должно возбуждать.

— Гоша, завязывай!

— Ладно-ладно.

…

Володя, витиевато пуская дым и зело щурясь:

— Матушка у меня деспот. Но ладно бы, а то ведь раскалила до таких манер, что жен пошел под стать выбирать. Ирку помнишь? Стервятина. А Светка! Вот уж верно — Фрейд… Иной раз матушку придушить готов.

— Брось.

— Не сойти с места… — Володя смотрит далеко. Пропускает сквозь зубы: — Злобность русских баб мне кажется уникальным явлением. Приходит невольно, феномен интеллигентности случилось благодаря этому фону.

— Не будем огульными. Впрочем, бытие настаивает: поживи в вечной клоаке. — Егор идет драть ногтями подбородок. — Опять же взять евреев, хлебнули по маковку и стали действенными. Мы — отнюдь… Как там: евреи платят за все — приходится быть богатыми.

— Нет, глядишь на бабу и поверишь, что наука бессильна — а то и молиться качнешься.

Егор оживляется:

— Вспомни Льва: «Если допустить на одно мгновение, что жизнь человеческая может управляться разумом, то исчезнет сама возможность жизни». О них…

Володя стряхивает пепел, далеко вытянув руку. Скребет зубами подгубник.

— Байку помнишь? — де, это не бык на красное вздорен, а корова, — бык же беснуется, оттого что его с коровой путают. И здесь так же: не русский человек особенный — баба. Сволочь редкостная, тлетворная раса. От нее мужик и пьянствует, и ленится, ибо все не впрок… И вообще, бабы губят душу.

Егор подъедает:

— Душа не стоит сожаления.

Он вдруг возбуждается, начинает говорить длинно… Охлаждается не скоро:

— …И сказано: «Мужчина, желающий вам зла, лучше, чем женщина, желающая вам добра». Экклезиаст. — Прерывается. Смотрит. — Между прочим, ангелы — мужского рода. — Монолог завершается.

Володя глядит внимательно. Интересуется:

— У тебя плохо что ли с Дашей? Колись.

— С чего ты взял… Впрочем, что-то не то. Скучно как-то стало. — Добавляет с кислой улыбкой: — Обращение к пресной плоти — супружеский долг.

— Ага, вот ты и попался.

— Я имею право хранить молчание?

Молчат. Володя:

— Бросать надумаешь, делай сразу. Как только начнешь разговаривать — все, ты попал… Слова растворяют эмоции. Фразы — фикция, они показывают ложность чувств. Оформляют — да, тянут другие — несомненно. Но ощущения нельзя анализировать, потому что любовь — глупость… Да ну их…

— Кого?

— Жен… и прочие окаменелости…

— Ну, ко всему привыкаешь.

— Нда. Считается, даже к хорошему. Мечтаю.

Интервал.

— Что бы такое предпринять?

— Предлагаю сражаться не на жизнь, а на смерть столь любимую мной.

— Я настроен столь же оптимистично, отсюда оговорим время.

— Всегда.

— Место?

— Разумеется, пивбар.

* * *

Ехал Егор в трамвае. По обыкновению возились идиотские мысли. Вся наша жизнь — это декорации и комментарий. Футбол любят оттого, что его ловко обсасывать. Вспомнилась Калерия — та демократию сравнивала с футболом: мяч круглый — то что пинают, обусловлено отскакивает… Действительно, многие могут сыграть в жизнь, не о каждом хочется говорить.

Как нерасчетливы люди, рассуждал, глядя на возносящиеся многообширные офисные коробки. В подавляющем большинстве здесь будут сидеть спекулятивные операционисты, инструментарий которых компьютер. Так сиди дома в Интернете, закодировав свою группу и интерес, а сюда семьи пусти — вот и решение жилищной проблемы. Надо собраться — вон кафешек сколько пустует… Впрочем, нет, если еще и жена дома — это же кошмар настанет.

Смотрите, живет человек — ест, пьет, занимается разными вещами. Вдруг приперлась любовь… Ну хорошо, есть причины, но факт есть факт — прежде не являлась. Так почему же она не имеет права таким же манером свалить? — Тоже, кстати, не без причин.

Вдруг вспомнилась та дикая выходка с кисой… Уж лет было отмеряно, пришел товарищ домой. На лестничной площадке изрядный сумрак — лампа кончилась. Открыл железную дверь тамбура к трем квартирам, юркнула в ногах незамеченная кошка. Егор подошел к своей двери, начал на ощупь шарить замочную скважину, в ногах шевельнулось что-то мягкое. Продрала липкая жуть. Егор импульсивно ногой отшвырнул пушистое существо, подозревая, что бездомное животное нагло норовит приютиться. Не тут-то было, через мгновение комок омерзительно скользнул по ногам. Опять судорожный швырок: