Онлайн книга «Однополчане. Спасти рядового Краюхина»
|
Беспечность? А чего им опасаться? И кого? Этих троих, что прижухли? Так они уже оцепенели, как бандерлоги перед Каа… «Опель» въехал в Смоленск. Выглядел город неряшливо. Следы бомбежек и артобстрелов убирались не слишком ретиво. Команда военнопленных разбирала завалы в каком-то переулке, да и то потому, что стена дома могла обрушиться. А если доблестного солдата вермахта придавит? Все названия улиц и площадей были переименованы и выведены на немецком. Улица Советская стала Хауптштрассе, площадь Смирнова – Командантурплац, и так далее. Народу на улицах было мало – «новый порядок» вводил строгие правила жизни. Здесь нельзя было нарушать трудовую дисциплину, а за малейшую провинность, скажем за опоздание, полагались пятнадцать суток в концлагере номер 126 на западной окраине Смоленска. На улицах полагалось появляться с шести утра до половины восьмого вечера, а выход за город и вовсе был запрещен. Хотя бургомистром был назначен некто Борис Меньшанин, вся власть находилась в руках коменданта фон Шварца. Привыкай, народ, к господам. А уж как пресмыкалась интеллигенция… Больше десятка газет, вроде «Нового пути» или «Новой жизни», наперебой славили оккупантов, в красках описывали мощь рейха, и аж подпрыгивали от нетерпения: когда же сильнейшая армия Европы промарширует по Красной площади… «Опель» проехал на Крепостную, 14… то есть на Штадтмауэрштрассе, 14, где располагалась канцелярия Абверкоманды-1-Б, куда и направлялся грузовик. Унтер быстро доложился, и на улицу важно вышел начальник канцелярии, капитан Зиг. Лениво помахивая стеком, он заглянул в кузов, оглядел троих пассажиров. – Этих к фон Герлицу, – решил он, и унтер вытянулся во фрунт. Грузовик тронулся и поехал. Покинул город и попал в пригород, в район Красного Бора, буквально напичканный танками и охраной – открыто здесь находился штаб группы армий «Центр», занявший еще советские бункера, а тайно располагалась ставка Гитлера «Беренхалле» – «Медвежья берлога». Раз пять «Опель» останавливали, проверяли документы, зиговали, и снова в путь. Посигналив, машина заехала в ворота дачи «Сатурн» – не особо приметного особняка, выкрашенного в голубой цвет. Раньше дача принадлежала санаторию «Борок», а теперь здесь разместилась диверсионно-разведывательная школа абвера. Место было спокойное, тем более что рядом стояла другая дача, где проживал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, командующий группы армий «Центр». Мышка не проскочит. «И не выскочит», – вздохнул Тимофеев. – Слазь! – буркнул конвоир, небрежно пихая Витьку. Тот безропотно слез. Его опять пихнули в спину, указывая направление движения, и привели в небольшую комнату с беленым потолком, засиженным мухами, и стенами, наполовину выкрашенными зеленой краской. За окном сияло садившееся солнце, освещая скромную обстановку – стул и стол. «Зольдат» усадил Виктора на скрипучий венский стул, и Тимофеев поднял глаза на двух немецких офицеров, устроившихся напротив за столом. Один из них что-то сосредоточенно писал, а другой сидел рядом, лениво развалясь, и курил, не глядя на какого-то там «хиви» [12]. Говорят, Гитлер умел держать минутную паузу, взвинчивая зал. Так вот тот офицер, что затягивался сигаретой, выдержал как минимум втрое дольше. Он жмурился, пускал дым, стряхивал пепел, думал о чем-то приятном. С сожалением докурив, немец перевел скучающий взгляд на Тимофеева и спросил: – В какой разведшколе вы выучили немецкий язык? Виктор, чувствуя в душе пустоту, отчаяние и почившую надежду, усмехнулся. – Не знаю, в разведшколах не бывал. Только вряд ли хватит года, чтобы выучить чужой язык. Я с самого рождения слышал два языка – немецкий и русский, потому и владею обоими. – Имя? Фамилия? – Макс Отто Бользен. – Где родились? – В России, в городе Марксштадт. Это в Поволжье. Но жили мы не там, а на Дальнем Востоке, в городе Хабаровске. В Хабаровске Тимофеев бывал не раз, там жила его тетка, она возила «Викочку» в Китай. – Тогда как вы объясните, что при вас нашли зольдбух красноармейца Тимофеева? – Это долгая история… – вздохнул Виктор, соображая, как бы ему не запутаться в «сочинении на вольную тему». – А мы не торопимся! – ухмыльнулся тот, что писал. – Моего отца звали Отто… – Звали? Он умер? – Я не знаю… В прошлом году его арестовали по лживому доносу, обвинив в шпионаже, хотя он был простой бухгалтер. Отец бежал. Не знаю, как, но неизвестный человек передал нам от него письмо из Шанхая. Отец писал, что сумел перейти границу, представляясь японцам немецким гражданином, и теперь попытается добраться до Германии морем, на пароходе. Не знаю, добрался ли он до берегов рейха, больше мы не получали от него весточки. А перед самой войной чекисты арестовали мою муттер. Взяли бы и меня, но я застал сам момент ареста и спрятался за деревом. Я скрывался у друзей, а потом узнал, что мать расстреляли. То ли как жену шпиона, то ли как врага народа… Не знаю уж. И мне не оставалось ничего другого, кроме попытки пересечь границу, по отцовскому примеру, но папахен неплохо владел японским, я же выучил всего несколько слов, а соваться с таким багажом в Маньчжурию, где правят воины микадо… Это просто глупость. И я поехал на восток, украв у пьяного на вокзале в Хабаровске паспорт. По нему я купил билет на поезд и добрался до Москвы, откуда двинулся к фронту. На берегу Десны я столкнулся с красноармейцами, но сумел убежать от них. А потом наткнулся на убитых русских и вот не побрезговал, раздел одного из них, переоделся в красноармейскую форму, только сапоги оставил свои. Там же я взял зольдбух на имя Тимофеева, решив, что если встречусь с русскими солдатами, то притворюсь своим. Но мне это не потребовалось – я дошел до самого Рославля, где и встретил немецкий патруль. – Вы сами хотели сдаться? – Я хотел не сдаться, а верно служить рейху! Русские – враги Германии, значит, они и мои враги. Я еще ни разу не убивал людей. Наверное, из меня получится плохой солдат, но я готов снова уйти в Советскую Россию через линию фронта, как разведчик. Научите меня, и я принесу много пользы Фатерлянду! Тимофеев старался несколько убавить степень пылкости, но немцы восприняли ее, как должное – сентиментальная нация. – Меня зовут Готлиб, – представился писавший, – а вот его, – он указал на курившего, – Курт. И мы оба не верим, что тебя зовут Макс Отто. Мы считаем, что ты – русский шпион! Виктор вздохнул. Им овладело смертельное равнодушие. Наверное, в таком состоянии люди пускают пулю в лоб или позволяют накинуть себе петлю на шею. – Я дьявольски устал, господа. Все, чего я хочу, – это честно послужить родине. Вы мне не верите? Простите, но это ваши проблемы – я вам говорю правду. |