
Онлайн книга «Власть холодного железа»
Зи запретил мне помогать ему. Дядюшка Майк велел не соваться в это дело. Но я никогда не слушалась приказов — спросите кого угодно. Тим посмотрел на меня, и я поняла, что он впервые увидел во мне личность. Я спросила, где он научился валлийскому, и он оживленно принялся рассказывать. Как все, у кого мало друзей, он не владел искусством общения, но был умен и при этом одержим и забавен. Огромные познания и очарование Сэмюэля заставили Тима замкнуться. Но благодаря Некоторому подбадриванию и, пожалуй, двум стаканам пива Тим расслабился и бросил попытки произвести на меня впечатление. Но прежде чем я это поняла, я обнаружила, что совсем забыла о своих тайных намерениях и увлеклась спором о сказаниях о короле Артуре. — Все эти истории исходят от двора Элеоноры Аквитанской [37] , — убежденно говорил Тим. — Они должны были научить людей цивилизованному поведению. Кто-то в другом углу громко, но фальшиво пропел: «Король Луи был французским королем до ре-во-лю-ции!» — Конечно, — сказала я. — Например, как обмануть мужа с его лучшим другом. Или что единственный способ найти любовь — адюльтер. Ах, эта добродетель цивилизованных. Тим улыбнулся моей шутке, но вынужден был подождать, пока вся толпа не проорала: — Вей холл эвей, хол эвей Джо! — Конечно, нет, — сказал он, — но все же люди должны стараться самосовершенствоваться и поступать правильно. — Но потом ему отрубили голову и приняли конституцию! Пришлось поторопиться, чтобы успеть сказать раньше, чем грянет хор: — Например, спать с сестрой и самому вызывать свое падение. — Вей холл эвей, хол эвей Джо! Он раздраженно фыркнул. — Сюжет о короле Артуре во всем Артуровом цикле не единственный и даже не самый важный. Более популярными были Парсеваль, Гавейн и с полдесятка других. — Ну хорошо, — сказала я. Мы постепенно привыкали друг к другу, и музыка перестала нам мешать. — Согласна, героические деяния описаны достойно, но то, как рисуют женщин, полностью соответствует тогдашнему мнению церкви. Женщина уводит мужчину с праведного пути и предаст тебя, как только ты ей доверишься. — Он начал что-то говорить, но я еще не высказала мысль и не стала останавливаться. — А женщинц-то не виноваты — они так поступают по врожденной слабости. На самом деле я знала, что это вздор, но мне нравилось дразнить его. — Это упрощение, — горячо сказал он. — Может быть, популярная версия, которая пересказывалась в середине двенадцатого века, в основном игнорирует женщин. Но почитайте оригинальных авторов вроде Гартмана фон Ауэ или Вольфрама фон Эшенбаха. Их женщины реальные личности, а не просто отражение церковных идеалов. — Эшенбах — согласна, — сказала я. — Но фон Ауэ — нет. Его «Ивейн» — роман о рыцаре, который отказался от приключений из любви к жене и должен за это заплатить. Поэтому он освобождает женщин, чтобы вернуть себе подлинно мужской статус. Пф! Ни одна из этих женщин не в состоянии освободиться сама. — Я помахала рукой. — И вы не можете отрицать, что весь артуровский цикл основан на истории короле Артура, который женится на самой прекрасной в мире женщине. А она спит с его лучшим другом — и тем самым приводит к гибели двух величайших рыцарей и вызывает падение Камелота, точно так же как Ева вызвала грехопадение человека. Дева Мэрион спасается от сэра Гая Гисборна; она убегает, убивает оленя и обманывает Робина, переодевшись мужчиной [38] . Он рассмеялся, и этот привлекательный звук как будто удивил его самого не меньше, чем меня. — Ладно. Сдаюсь. Гиневра была неудачницей. Его улыбка медленно погасла, он посмотрел за меня Сэмюэль положил мне на плечо руку и склонился ко мне. — Все в порядке? Голос его звучал чуть напряженно, и это заставило меня повернуться и с опаской посмотреть на него. — Я пришел спасти тебя от скуки, — сказал он, глядя на Тима. — Мне не скучно, — заверила я, похлопав его по руке. — Иди пой. Тогда он посмотрел на меня. — Иди, — твердо сказала я. — Тим меня развлекает. Я знаю: у тебя мало возможностей поиграть с другими музыкантами. Иди. Сэмюэль не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ. Поэтому он застал меня врасплох, когда наклонился и поцеловал в губы. Начинался этот поцелуй, конечно, ради Тима, но так было очень недолго. Однажды Сэмюэль сказал, что, когда живешь долго, есть время попрактиковаться. От него пахло Сэмюэлем, чистотой и свежестью, и, хоть он давно не был в Монтане, — домом. Гораздо лучше, чем одеколон Тима. И все же… все же… Только сегодня днем, разговаривая с Хани, я признала, что у моих отношений с Сэмюэлем нет будущего. И это признание прояснило еще кое-что. Я любила Сэмюэля. Любила всем сердцем. Но не хотела навсегда связывать с ним свою жизнь. Даже не будь Адама, я чувствовала бы то же самое. Почему же я так долго этого не признавала? Потому что Сэмюэль нуждался во мне. За пятнадцать лет, отделявших тот день, когда я убежала от него, прошлой зимы, когда я снова его увидела, что-то в Сэмюэле сломалось. Старые вервольфы очень уязвимы. Многие сходят с ума, и их приходится убивать. Другие чахнут, отказываются есть — а голодный вервольф чрезвычайно опасен. Сэмюэль по-прежнему все говорил и делал правильно, но иногда мне начинало казаться, что он следует какому-то сценарию. Как будто думает, что вот это меня тревожит, или об этом следует позаботиться, и начинает действовать, но недостаточно энергично или с небольшим опозданием. А когда я в обличье койота, острое чутье говорит мне, что Сэмюэль нездоров. Я до смерти боялась, что, если скажу ему, что никогда не приму его в качестве пары, он уйдет куда-нибудь и умрет. Отчаяние заставило меня ответить на его поцелуй чересчур страстно. Я не могу потерять Сэмюэля. Он с легким удивлением во взгляде оторвался от меня. В конце концов, он ведь вервольф: он, несомненно, учуял мою печаль. Я протянула руку и коснулась его щеки. — Сэм, — сказала я. Он очень важен для меня, и я его потеряю. Сейчас или позже, когда погублю нас обоих, выбираясь из мягкой заботы, которой он меня окружил. У него было торжествующее выражение, но оно сменилось более мягким, когда я произнесла его имя. |